Однажды Ася попросила сходить с ней в церковь. Расписные своды приняли ее как свою. В благовонном дыму, неподвижно склоненная, Ася напоминала восковую мадонну.
Свечи у нее были – целый пучок вынула из внутреннего кармана пальто. Она поставила перед одним образом весь слипшийся десяток и вдруг с возмущением повернулась к ревностному бородачу: «Видите, как Христос на иконе крест держит? Вот так надо креститься, я всегда так крещусь», – и осенила себя правильным двуперстием.
Так Ася, а вернее, ее бабка, оказалась старообрядкой.
Избавившись от свечей, Ася сунула руки в карманы и вышла. Выражение ее лица не изменилось, посещение храма не тронуло ее. Впрочем, Ася впервые заговорила о том, что ее беспокоило. Раньше же мне казалось, что она, за вычетом вспышек раздражительного гнева, вечно безмятежна. «А ты знаешь, – сказала она с обидой, – Сеня мне подзатыльники дает. При девках. А они нарочно при мне его обнимают. Меня Людка спросила: «А откуда ты знаешь, что муж тебя любит?» Так моя свекровка такой скандал ее тетке устроила!»
Мне стала понятна сдержанность Арсения с роженицей. Все, что представлялось ему проявлениями крайней молодости, непосредственности, очаровательной глупости его возлюбленной, оказалось последствиями тяжелой болезни. Он жил с женщиной, вслед которой улюлюкают, которую никто не воспринимает всерьез. Однако он уже не может быть ее
Иногда Ася сочиняла целые новеллы, по много раз переспрашивая: «Я интересно рассказываю?»
Истории получались такие: «У меня был жених. Но я была верна Арсению. Я не предала любовь за колье. Ну, сколько оно стоило? Ну, пусть полмиллиона. Он хотел меня купить! В ресторане «Россия» он дал мне это колье в синем футляре. А я сказала «спасибо» и незаметно положила его ему в карман. Он все понял, и больше мы не встречались».
Позже она удивила меня. Довольно кокетливо сообщила, что ей позвонил тот самый ее московский знакомый, «ну, который дарил колье», и пригласил на свидание. «Я замужем, у меня ребенок». «У каждой женщины должен быть любовник», – передала она телефонный диалог. И Ася согласилась на встречу с мужчиной – чтобы сказать, что не будет с ним встречаться.
Полчаса она просидела в метро на скамье, грызя семечки и поплевывая на мозаичный пол. Профиль ее дымно отражался в мраморном зеркале стены. Я стояла наискосок, у колонны, и созерцала Асю из укрытия, тайком от нее. Поначалу я не сомневалась, что она соврала и никто ей не звонил. Но кто знает, почему она высидела столько времени?
А ее безымянная дочь без свидетельства о рождении все это время качалась в колыбельке между жизнью и смертью. Каждое утро я звонила в детскую больницу. «Ну как?» – спрашивала Ася. «Состояние нормальное» (слова «стабильное» Ася не запоминала). «Ох, опять тащиться», – сонно бормотала Ася, по-кошачьи потягиваясь. Если бы ребенка перевели в реанимацию, ей не надо было бы ехать кормить его.