Внутри тубы есть микрофон, чтобы пациент мог сразу сообщить врачу, если почувствует себя плохо. Папа, оказавшись внутри, принялся негромко напевать.
– Что это за звук? – спросил доктор Валид.
– Папа поет, – ответил я. – Ain’t Misbehavin’, Луи Армстронг.
Доктор сел за панель управления. На вид такую мудреную, что хоть спутник на орбиту запускай, хоть диджейскую версию какого-нибудь хита микшируй. Магнитный барабан томографа начал медленно вращаться с характерным стуком. Если такой издает мотор автомобиля, надо срочно сворачивать к ближайшему автосервису. Но папу этот звук, похоже, ничуть не тревожил: он продолжал напевать себе под нос и даже слегка сменил ритм, чтобы подстроиться под стук магнитного барабана. Сканирование длилось довольно долго, и через некоторое время в динамике раздалось папино тихое похрапывание.
Доктор Валид обернулся ко мне, вопросительно подняв бровь.
– Кто может уснуть, когда моя мама говорит с ним по телефону, может вообще где угодно уснуть, – пояснил я.
Закончив с папой, доктор Валид велел мне раздеться и тоже лечь на стол томографа.
– Зачем? – не понял я.
– Возможно, Симона питалась и вашей энергией, – сказал он.
– Но я же не играю джаз, – возразил я. – Я его даже не сильно люблю.
– Питер, вы делаете ложные выводы. Возможно, вся эта связь с джазом – лишь побочный эффект. Если ваша подруга в самом деле представляет собой еще не описанное существо, питающееся магией, то мы не можем пока определить, что именно она делает. Нужно больше данных, поэтому я и прошу вас лечь на этот стол. Пожалуйста, для блага науки, – сказал доктор.
Когда въезжаешь в тубу томографа, возникает очень своеобразное ощущение, сродни клаустрофобии. Крутящиеся магниты поражают своими габаритами и создают магнитное поле, в шестьдесят раз превышающее земное. При этом на тебе лишь короткая больничная рубаха, и прохладная струя воздуха из внутреннего кондиционера овевает твои причиндалы.
Хорошо хоть результаты обследования были готовы сразу.
– Вот мозг вашего отца, – сказал доктор Валид и показал картинку на мониторе.
Я заметил посередине пару маленьких темно-серых пятнышек.
– Это какие-то небольшие патологические изменения, возможно, вызванные гипермагической деградацией. А вот ваш мозг: он не только не замутнен ни единой мыслью, но и не имеет никаких повреждений.
– Значит, из меня она энергию не тянула, – заключил я. – Но отчего же я тогда упал в обморок?
– Готов поспорить, что тянула, – покачал головой доктор. – Просто началось это недавно и еще не успело вызвать повреждения мозга.
– Она делала это, когда мы занимались сексом, – сказал я. – И сама, можно сказать, в этом признавалась. А можно ли определить, что конкретно она поглощала?
– То, что мы здесь видим, соответствует симптомам начальной стадии гипермагической деградации.
– Значит, она вампир, – угрюмо протянул я. – Джазовый вампир.
– Вполне возможно, что джаз для нее – просто приправа, – сказал доктор. – А поглощает она магию.
– Которая по сути своей является – чем?
– Как вы знаете, природа магии нам до сих пор не известна, – сказал доктор и отправил меня переодеваться.
– У меня что, рак мозга? – спросил отец, когда мы одевались.
– Нет, доктор просто решил запечатлеть твою пустую голову для будущих поколений, – ответил я.
– А тебе, как всегда, не повезло с девушкой, а? – не остался он в долгу.
Оказывается, это так странно, видеть своего пожилого родителя полуобнаженным. Взгляд поневоле притягивает его обвисшая морщинистая кожа с пигментными пятнами, и в голову приходит мысль, что настанет день, когда вы увидите все то же самое, но уже в зеркале. Разумеется, если вас еще в молодости не угораздит получить пулю или влюбиться в вампиршу.
– Помимо инцидента с мамой, как все прошло?
– О, совсем недурно, – сказал папа. – Неплохо было бы еще порепетировать, но совершенству ведь нет предела, сам знаешь.
Несмотря на то что Национальная медицинская служба все еще обеспечивала папу стерильными шприцами, он продолжал беречь давным-давно исколотые вены. Я было решил, что он теперь колется в вены на ногах, но там тоже не было ни единого следа.
– Когда ты в последний раз кололся? – спросил я.
– Я временно завязал, – ответил отец.
– Давно?
– С лета. Я думал, мама тебе сказала.
– Она сказала только, что ты бросил курить.
– Не только, – сказал папа, застегнул свою темно-зеленую рубашку и потер руки классическим жестом настоящего кокни.
– Соскочил и с того, и с другого, – добавил он. – Но, честно говоря, бросить колоться было куда трудней, чем отказаться от курева.
Я предложил подбросить его до дома на такси, но он заявил, что не только превосходно чувствует себя, но и желает насладиться редкими моментами тишины и покоя, поэтому доберется своим ходом. Солнце уже клонилось к горизонту, и, посадив папу на автобус, я зашагал в сторону Рассел-сквер.