Луна над Сохо

Его ребята тем временем где-то добыли мне черные джинсы, темно-серую толстовку с капюшоном и надписью АГРО поперек груди, а еще пару простецких кроссовок. Теперь можно было избавиться от защитного костюма, который выдали криминалисты. От джинсов исходил едва уловимый запах машинного масла, и я заподозрил, что они вместе с толстовкой находились в сумках и служили прослойкой для гранат, чтобы те не стукались боками.

Найтингейл терпеливо ждал под промозглой моросью, пока я переоденусь. Я уже собирался выходить, но Фрэнк Кэфри остановил меня, положив руку на плечо.

– Нам надо убраться отсюда до рассвета, – сказал он.

– Не беспокойтесь, – ответил я, – мы скоро закончим.

В свете уличных фонарей Найтингейл выглядел совсем изможденным, мертвенно-бледным. Под глазами темнели круги, он отвернулся, пытаясь это скрыть, и я заметил, как он время от времени ежится. Но лицо было спокойным.

– Пойдете первым, сэр?

Он молча кивнул и смерил меня долгим холодным взглядом. Потом сказал:

– Когда я брал вас в ученики, то думал, что смогу защитить от необходимости принимать определенные… решения. Теперь я вижу, что был неправ, и прошу меня простить. Однако чего вы, черт побери, добивались?

– Пытался выполнить свой долг констебля в соответствии с присягой и Законом о правах человека, – ответил я. – А точнее, с его статьей номер два, которая касается права на жизнь и гласит, что если уж мы лишаем жизни какого-то бедолагу, то он хотя бы имеет право на быструю и безболезненную смерть.

– Это если учесть, что под определение «человек» у вас подпадают и вампиры с химерами?

– Тогда, сэр, давайте передадим это дело в суд, а еще лучше, попросим Парламент изменить сам закон, – сказал я. – А решения принимать – это же совсем не наше дело, верно? Мы ведь просто копы.

– Питер, а будь они безобразными, вы бы так же о них пеклись? – с горечью спросил Найтингейл. – В мире есть много самых отвратительных существ, наделенных разумом и способностью говорить. Интересно, встали бы вы на их защиту столь же решительно?

– Возможно, и не встал бы, – ответил я. – Это бы доказало мое малодушие, но отнюдь не неправоту.

– Я полагаю, что конкретно Симона и ее сестры в период с 1941 года по настоящее время убили или искалечили в общей сложности около двухсот двадцати человек. А ведь у них у всех тоже было право на жизнь.

– Я хочу сказать, что мы не можем просто закрыть глаза на этот закон.

– Очень хорошо, – кивнул шеф, – предположим, нам удалось их арестовать и один бог знает каким образом предъявить обвинение в…

– …причинении смерти по вопиющей неосторожности, сэр, – закончил я. – Думаю, было бы вполне логично, если бы они через несколько лет – скажем, двадцать – обратили внимание, что ничуть не старятся, а их ухажеры периодически отбрасывают коньки.

– Они скажут, что ничего такого не помнят, – возразил Найтингейл.

– И я поверю им, сэр, – сказал я. – Это будет означать, что они страдают расстройством психики, согласно определению Закона о психическом здоровье от 1983 года, и поскольку представляют очевидную угрозу для общества, мы в соответствии с параграфом 1.35 этого закона можем изолировать их и поместить в безопасное место, для ухода и лечения.

– А что будет, когда они проголодаются? – спросил шеф. – Или вы полагаете, будет более гуманно заставить их умирать от голода?

– Мы не знаем, умрут ли они, – пояснил я. – Возможно, их обмен веществ просто придет в норму. А если не сработает, придется их накормить. Много им не надо, ведь больше одной жертвы в год никогда не бывало.

– И вы готовы этим заниматься всю оставшуюся жизнь?!

– Но нельзя же прикончить кого-то просто потому, что так удобнее! – воскликнул я. – Все ваши друзья, чьи имена выбиты на стене, ради чего они погибли, если не ради этого?

Найтингейл отшатнулся, словно его ударили.

– Я не знаю, ради чего они погибли, – ответил он. – Тогда не знал, не знаю и теперь.

– Зато я знаю, даже если вы успели забыть. Они погибли потому, что верили: есть другой выход, пусть даже и не пришли к согласию насчет того, какой именно.

По взгляду Найтингейла было видно: он отчаянно хочет мне верить.

– На свете нет ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Ну неужели вы правда думаете, что мы с вами и доктором Валидом ничего не придумаем? Может быть, у меня получится скормить им пару калькуляторов или мобильников. И если нам удастся излечить их от этого, значит, и с другими существами сможем проделать то же самое. Так ведь гораздо лучше, чем просто бросаться в них фосфорными гранатами, верно? И потом, думаю, Молли будет рада их обществу.

– Вы что, хотите содержать их в Безумстве?

– Только первое время, – сказал я, – пока не удостоверимся, что их вампиризм надежно вылечен. Потом, возможно, найдем какое-нибудь жилье на период реабилитации. Желательно подальше от клубов, где играют джаз.

– Какой бред.

– И потом, будет кому выгуливать Тоби, – добавил я.

– О боже, почему бы нам в таком случае не открыть двери Безумства для всех и каждого? – вздохнул он, и я понял, что победил.