Луна над Сохо

Стало быть, про курсы вождения ему таки известно.

Пришлось взять свой «Форд». Ну и ладно, подумал я, он бензина меньше жрет.

ЧИМ – самая, наверно, крайняя юго-западная точка города, почти на самой его границе. Это еще один типичный пригородный поселок, который, став городской окраиной, быстренько захапал себе железнодорожную станцию, несколько шикарных особняков в поздневикторианском стиле и целую россыпь смежных псевдотюдоровских коттеджей. Чтобы то же самое не произошло и с остальной частью юго-запада страны, здесь была спроектирована зеленая зона. Фотографии Чима украшают офисы проектно-конструкторских бюро всех шести графств, окружающих Лондон, и служат в качестве грозного предупреждения. А ведь он разросся еще до заселения региона чернокожими.

Семейство Аджайи обитало в большом коттедже Эдвардианской эпохи, одном из многих, выстроившихся в ряд вдоль улицы. Из зелени перед домом был лишь чисто символический овальный палисадник, остальную часть двора залили бетоном. Очевидно, чтобы прямо там парковать два внушительных немецких автомобиля. По дому прямо-таки читалась история живущего в нем семейства. Отец с матерью эмигрировали сюда в конце шестидесятых, нашли работу, для которой опыта им хватало с избытком, и приобрели заброшенный старый дом в не очень престижном районе. И теперь на фоне бума недвижимости живут, ни в чем себе не отказывая. Папа – глава семьи и носит костюмы, шитые на заказ. У мамы три мобильных телефона, а спальня ломится от обувных коробок. А дети непременно должны стать или врачами, или юристами, или инженерами – именно в таком порядке, по убыванию престижности профессии.

Дверь открыла девушка примерно моего возраста. Родная сестра погибшего, решил я. Или двоюродная. Тот же широкий лоб, высокие скулы, плоский нос. Лицо, впрочем, более полное и круглое, чем у Майкла. На носу полукруглые очки в черной эмалевой оправе. Открыв дверь и увидев меня, девушка улыбнулась. Но ее улыбка быстро угасла, когда я представился. Одета она была в водолазку и спортивные штаны. Я ощутил запахи пота и полироли для мебели. Оказавшись в холле, я увидел прямо посреди него огромный пылесос «Хувер». На стенах висело множество фотографий в свежеотполированных рамках.

Я спросил, как ее зовут.

– Марта, – ответила она и, заметив, как я вздрогнул, усмехнулась: – Да-да, все верно. Я должна быть на кухне, заботиться о большом угощении[34], – сказала она. – Пойдемте.

Кухня была просторная, с большим дубовым столом, на первый взгляд абсолютно европейская, если бы не ряды всевозможных кастрюль и поварешек, а также множество пластиковых тазиков, полных сушеной трески и листьев маниоки. Все это было чисто по-западноафрикански.

От чая с печеньем я отказался, и мы уселись за дальним концом стола.

– Мама сейчас в больнице, – сказала Марта. – А я пока навожу порядок.

Мне можно было не объяснять. На моей памяти скончалось достаточно маминых родственников, чтобы я успел как следует усвоить схему действий в подобных случаях. Вся родня, едва услышав про гибель Майкла Аджайи, устремится в дом его родителей – и помоги Марте Господь, если здесь не будет стерильной чистоты, когда они явятся.

– Он был старшим сыном? – спросил я.

– Единственным, – с горечью ответила Марта. – У меня есть еще две сестры, они с нами больше не живут.

Я понимающе кивнул. Любимчик родителей, которому достаются все лавры, в то время как сестры работают в поте лица.

– Давно он начал играть джаз?

– Микки-то? Да он всю жизнь его играл.

– И что, хорошо играл?

– Просто потрясающе.

Я спросил, не были ли родители против его решения стать музыкантом, но Марта сказала, что он это от них скрывал.

– Он числился на юридическом факультете Колледжа Королевы Марии, – пояснила она. –   Думал, четырех лет как раз хватит, чтобы стать известным.

А когда слава придет, родителям уже не о чем будет беспокоиться – разумеется, если она придет вместе с богатством. Марта, похоже, разделяла уверенность брата. Я спросил о его личной жизни – там вроде тоже не было проблем. По крайней мере, таких, которых можно было ожидать.

– Белая девушка? – спросил я.

– Ага, – сказала Марта. – Но Шери действительно очень хорошая и к тому же такая, знаете, гламурная, так что родители довольно спокойно ее восприняли.

Марта толком больше ничего не знала о подружке брата, но пообещала расспросить родителей, когда те вернутся. Она не представляла, кто мог враждовать с Микки, и ничего подозрительного в его поведении тоже не замечала.

– Он просто вышел на улицу, – сказала она, – а обратно его привезли мертвым.

КОГДА я ехал из Чима, позвонила мисс Гхош из Союза музыкантов. Она жаждала рассказать мне о новой волне англо-индийского джаза, захлестнувшей Мумбаи. Я не стал перебивать ее – пусть говорит, это все же лучше, чем радио.

– Да, так вот, – спохватилась вдруг она, – был у нас похожий случай. Один член Союза, Генри Беллраш, внезапно скончался сразу после своего концерта. Я почему помню: несколько раз его видела, он выглядел таким крепким и здоровым. Даже бегал в Лондонском марафоне, и все такое прочее…