НА следующее утро, отпросившись у Найтингейла с отработки заклинаний, я отправился в Кларкенвел, в Архив Большого Лондона. Лондонская Корпорация[45]
– это организация, призванная следить, чтобы Сити, финансовое сердце Лондона, не отравила новомодная демократия, то и дело поднимающая свою уродливую голову последние двести лет. Если власть капитала годилась для Дика Уиттингтона[46], утверждает Корпорация, то и для Лондона двадцать первого века она тоже вполне сгодится. В Китае-то, в конце концов, это работает.Корпорация также хранит старые архивы Совета Лондонского Графства. Их библиотека находится в простом, но элегантном здании в стиле ар-деко, с белыми стенами и серым ковром на полу. Я показал удостоверение одной из сотрудниц, она выдала мне список литературы и объяснила, как заказывать нужные материалы. А еще предложила просмотреть электронный каталог фотографий.
– Что, глухое дело? – сочувственно спросила она.
– Совсем глухое, – кивнул я.
Первым из хранилища доставили заказ номер LCC/CE/4/7 – картонную коробку, полную бумажных папок, стянутых пыльными белыми ленточками. Мне нужен был документ номер 39, датированный восьмым марта 1941 года. Дата была указана на обороте конверта, и я, развязав ленточку, извлек листок со статьей, напечатанной красной типографской краской на бледно-желтой бумаге. Это означало, по словам библиотекарши, что данный документ был скопирован и в руках у меня дубликат. На нем был гриф «СЕКРЕТНО» и заголовок: «Оперативная сводка, 9 марта 1941 года, 6.00».
Здесь перечислялись, в порядке значимости, повреждения железных дорог и станций, телефонных узлов, электросетей, доков, дорог, больниц и административных зданий. Разбомбили детскую больницу Св. Томаса в Ламбете, однако дальше я прочел, что там никто не погиб. Облегченно выдохнул и сам удивился – ведь эти события происходили за полвека до моего рождения. Дальше, на середине третьей страницы, я нашел то, что искал: 2140, «Кафе де Пари», Ковентри-стрит. Потери: 34 человека погибли, около 80 тяжело ранены.
Пока несли остальные материалы, библиотекарь позвала меня к электронному каталогу – она нашла какие-то фотографии. В основном из «Дейли мейл», тамошний фотокорреспондент, скорее всего, прибыл на место сразу после бомбежки. На черно-белых кадрах не бросались в глаза неизбежные лужи крови. Но стоило приглядеться, и становилось ясно, что вот это продолговатое и серое, торчащее из-под стола, – кусок женской руки и что перед вами самый настоящий склеп. Кроме этой фотографии, было еще шесть из самого кафе и несколько кадров из госпиталя Черинг-Кросс, куда привезли тела. Навеки застывшее изумление на бледных лицах, кровавые простыни и нехитрый инструментарий военной хирургии.
Я уже пролистнул было эту фотографию, но там мелькнуло что-то смутно знакомое, и я решил взглянуть еще раз.
Трудно сказать, где снимали – возможно, на площадке, где разгружались машины «Скорой». Мимо камеры вели группу женщин, закутанных в шерстяные пледы, они шли, ссутулившись и опустив головы. Все, кроме одной – она смотрела прямо в камеру. Шок словно застыл на ее бледном узком лице. И я узнал это лицо, ибо видел в гримерке клуба «Мистериозо» в тот вечер, когда погиб Микки Костяшка.
Она назвалась Пегги. Как же ее зовут на самом деле?
8. Дым застилает глаза[47]
Зал «Парижского кафе» находился в двадцати футах ниже уровня земли. И персонал, и посетители считали его совершенно безопасным. Во всем Лондоне не было более глубокого и надежного убежища на случай бомбежки, не считая, разумеется, метро. Впоследствии выяснилось, что в помещение над клубом попали две бомбы: одна не сдетонировала, вторая же упала через вентиляционную шахту и разорвалась прямо перед сценой. Погибли все музыканты и большая часть танцующих. Кену Джонсону начисто оторвало голову. Согласно сводке, некоторые посетители умерли мгновенно, их трупы так и остались сидеть за своими столиками. Выжившие свидетели вспоминали, что в клубе в тот вечер было много канадских медсестер и военных, но я, хоть и спустился вместе с библиотекарем в книгохранилище, не нашел ничего похожего на общий список жертв. Здесь тоже было много дубликатов, напечатанных на тоненькой, почти папиросной бумаге. В основном переписка по поводу жалоб на врачей «Скорой», которые приехали в кафе недостаточно быстро, чтобы помочь всем пострадавшим. Еще был рапорт о невероятно наглых мародерах, которые в этих обстоятельствах посмели пробраться в кафе и вынести оттуда ценности.
Но нигде ни слова о таинственной Пегги, которой (если это, конечно, она) должно быть сейчас под девяносто. Год назад я бы не поверил, что такое возможно, но теперь у меня есть начальник, который родился в 1900 году, и он еще не самый старый из всех, с кем мне довелось познакомиться. Тот же Оксли в Средние века был монахом, а первые упоминания о его «отце» вообще относятся к началу нашей эры, когда был основан Лондон.