Блэкстоновский «Справочник полицейского» предписывает в ходе расследования опираться на три главных принципа: ничему не доверяй, все проверяй, ничего не додумывай. Однако нужно же с чего-то начать расследование, и я собирался начать с Пегги.
Архивная библиотека представляла собой помещение с белеными стенами, рядами шкафчиков, двумя кофемашинами и автоматом для продажи еды – из тех, в которых обычно бывают шоколадные батончики и безвкусные сэндвичи. Взяв кофе и «Марс», я позвонил в Национальную компьютерную сеть полиции и запросил данные: имя Пегги, пол женский, цвет кожи белый, тип европеоидный, возраст от восемнадцати до двадцати пяти. Девушка-оператор от души посмеялась и сказала, что даже не будет пугать меня астрономическим числом досье, найденных по этим критериям. Тогда я попросил сделать выборку только по Сохо и сдвинуть временные рамки с нынешнего года на сорок первый. К чести оператора, она не стала спрашивать зачем.
– Это было слишком давно, и у нас мало данных, – сказала она наконец. Из-за ее отрывистого ливерпульского выговора[48]
прозвучало это сурово, словно в отсутствии данных виноват лично я. Просматривая файлы, она напевала себе под нос какой-то хит девяностых.– Здесь много досье, соответствующих вашим критериям, – сказала она наконец. – В основном проституция и распространение наркотиков.
То есть ничего особенного. Я попросил оператора прикрепить список досье к нужному мне файлу в ХОЛМС. Это ее впечатлило – немногие копы вообще знают, что так можно.
Пегги была в «Мистериозо» в тот вечер, когда погиб Микки Костяшка. Она упоминала о Черри (или Шерри), гламурной подружке Микки, о которой мне рассказала его сестра. В прежние времена пришлось бы тащиться обратно в Чим, чтобы показать Марте фото Пегги, но теперь можно было попросту переслать его по телефону.
Я обрезал фотографию из госпиталя так, чтобы осталось только лицо, и отправил ей.
– Вроде бы она, – сказала Марта, когда я перезвонил. На заднем плане слышались голоса и музыка, приглушенные закрытой дверью: родные все еще поминали Микки.
– А у вас нет ее адреса? – спросил я.
– Она живет где-то в центре, – отозвалась Марта, – а где именно, не знаю.
Я спросил, нет ли у нее фотографий Шерри. Она пообещала поискать и прислать, если найдет. Я поблагодарил и спросил, как она.
– Держусь, – ответила она.
Я посоветовал продолжать в том же духе: ну а что еще можно сказать в такой ситуации?
С помощью магии современной науки я перенес остальные фото на флешку, которую заранее протестировал с помощью науки современной магии, и обнаружил, что она не ломается от заклинаний. Насколько я понял, магия портит только те электроприборы, которые подключены к питанию в момент ее использования. Но по какому принципу она работает, я по-прежнему не знал, и это напрягало. Скептический голосок логики у меня в голове намекал, что рабочая гипотеза на эту тему непременно должна нести в себе толику квантовой теории – аспекта физики, который всегда выносил мне мозг.
Я попросил библиотекаршу сделать мне копии оперативной сводки и прочих документов, касающихся взрывов в «Кафе де Пари». Потом от души поблагодарил ее и направился к своей машине.
Вернувшись в Безумство, я застал в атриуме доктора Валида, он что-то говорил Молли.
– О Питер! Хорошо, что вы вернулись. Выпьем по чашечке чаю?
Молли развернулась и, бросив на меня полный упрека взгляд, заскользила к кухне. А я последовал за доктором Валидом в холл, под восточный балкон, где стояло несколько мягких кресел в красной обивке и журнальных столиков красного дерева. У доктора, как я заметил, была при себе его медицинская сумка – современный чемоданчик из пуленепробиваемого пластика, обтянутый темно-красной кожей. Стетоскоп, обмотанный вокруг ручки, был единственной данью традиционному образу врача.
– Меня беспокоит, – сказал доктор Валид, – что Томас слишком активно включился в работу.
– С ним что-то не так?
– Где-то подхватил ОРВИ, у него поднялась температура.
– За завтраком он вроде нормально выглядел, – удивился я.
– Да он будет с ног валиться и все равно никому не скажет, что ему плохо, – покачал головой доктор. – Нужно, чтобы несколько дней его никто не тревожил. Ему прострелили грудь, Питер, а это повлекло повреждение таких тканей, которые полностью никогда уже не восстановятся. Соответственно, он стал уязвимым для респираторных инфекций вроде той, которую подхватил сейчас. Я выписал ему курс антибиотиков и очень надеюсь, Молли проследит, чтобы он их вовремя принимал.
Как раз в этот момент явилась Молли с деревянным лакированным подносом, на котором стоял парадный веджвудский чайный сервиз. Четкими и грациозными движениями она налила чаю доктору Валиду, мою же чашку демонстративно проигнорировала. Наверно, считала меня виновным в болезни Найтингейла, а может, дозналась насчет пива.
Доктор Валид налил мне чаю и взял с блюдца печенье «Хобноб».
– Мне сказали, Лесли приехала на какие-то процедуры, – сказал я.