– С ним у меня не было времени на особые изыски, поэтому я прямой наводкой послал файербол туда, где башня соединяется с корпусом. В этом танке, очевидно, везли боеприпасы, потому что он взлетел на воздух, словно целая фабрика пиротехники. Башню оторвало начисто.
– Это случилось в Эттерсберге, да?
– Это был последний бой, – кивнул, помрачнев, Найтингейл. – Мы уже отходили, как вдруг из лесополосы появился взвод «Тигров». Мы не знали, что у немцев осталось что-то помимо тылового эшелона, и им удалось застать нас врасплох. Я был в группе прикрытия и должен был их остановить.
– Вам повезло, – пробормотал я. Мозг отказывался усваивать тот факт, что файерболы Найтингейла пробивали броневую сталь толщиной в несколько дюймов. А мои с грехом пополам ломают картонные мишени.
– Никакого везения, – отрезал Найтингейл. – Только постоянная практика.
Наша практика продлилась до обеда, а потом меня ждала весьма увлекательная работа с документами. Особенно радовал длиннющий протокол, в котором я должен был объяснить, как ухитрился потерять дорогостоящий тазер Х26 и что такого сделал с гарнитурой Эйрвейв, что ее внутренность превратилась в мелкий песок. На презентабельное объяснение того и другого ушло уйма времени, и когда ближе к вечеру позвонила Симона, я только-только освободился.
– Я сняла номер в отеле, – сообщила она и назвала адрес на Аргайл-сквер.
– Во сколько встретимся?
– Да я уже жду тебя. Голая и вся во взбитых сливках.
– Серьезно?
– Ну, честно говоря, – сказала она, – сливки я уже съела, но важна сама идея.
Аргайл-сквер находится примерно в пятнадцати минутах ходьбы от Безумства. Двадцати, если заскочить в минимаркет и купить пару баллонов взбитых сливок. Лучше уж опоздать, чем прийти неподготовленным.
Отель был самый простой, двухзвездочный. Но кровать оказалась широкой и крепкой, простыни – свежими, и еще в номере имелся крошечный туалет и душ. Звукоизоляция, правда, была так себе, но мы это обнаружили, только когда из соседнего номера забарабанили в стену, призывая нас к тишине. В тот последний раз мы превзошли сами себя – длилось это, я полагаю, около двух часов, и на следующий день мы оба ходили враскоряку.
А пока просто остались в этой жесткой, но удобной кровати и уснули под извечную лондонскую колыбельную, состоящую из полицейских сирен, гудков автомобилей и кошачьих серенад.
– Питер, – спросила Симона, – ты не передумал насчет завтра?
– А что будет завтра?
– Концерт твоего папы, – напомнила она, – ты же сказал, что мне тоже можно прийти.
– Можем встретиться прямо там, – сказал я.
– Хорошо, – шепнула она и сладко уснула в моих объятиях.
У РЫНКА Кэмден есть одна интересная особенность: никто и никогда не планировал его застройку. Кэмден-Таун, до того как Лондон поглотил его целиком, был известен в первую очередь благодаря постоялому двору под названием «Матушка Красный Чепец». На пути в дикие дебри Миддлсекса он служил последним пунктом, где еще можно было получить пиво, гонорею и дубинкой по затылку. В начале девятнадцатого века серьезные господа во фраках и с пышными бакенбардами заложили здесь восточный рукав Риджентс-канала, к северу от постоялого двора. Я говорю «господа заложили», но всю грязную работу делала пара тысяч дюжих ирландцев, которые благодаря этому стали известны как специалисты по внутренним водным путям – а проще говоря, чернорабочие. Они, как и рабочие, которые пришли им на смену, как раз и стали создателями трех главных столпов развития инфраструктуры, которые характеризуют историю технического прогресса: каналы, железные дороги и автомагистрали. Я знаю это потому, что в начальной школе сделал из пластилина модель этого района и был вознагражден золотой звездочкой, похвальной грамотой и лютой ненавистью Барри Седжуэрта, дворового хулигана и вечного неудачника. Рядом с Чок-Фарм-роуд построили два здоровенных шлюза, которые и дали название рынку – Кэмден-Лок[70]
. Вдоль канала тянулись бесконечные склады и большой рынок пиленого дерева.В шестидесятые в Департаменте планирования Совета Лондонского графства, чьим негласным девизом было «Закончим начатое Люфтваффе», решили, что городу очень не хватает кольцевых автодорог, которые непременно должны проходить через самое его сердце. Бездарная планировка, ставшая результатом этой идеи, привела к тому, что потенциально прибыльную территорию, которую можно было оставить под будущие многоуровневые парковки или очередной муниципальный крольчатник, отдали на откуп трем предприимчивым лондонцам в дубленках. Эти ушлые ребята построили мастерские на месте старого рынка древесины, а по выходным устраивали базар, на котором можно было купить и продать все что угодно. К середине восьмидесятых рынок растянулся по всей Чок-Фарм-роуд, до самого клуба «Электрик Болрум». И только тогда Совет Кэмдена оставил попытки его закрыть. На сегодняшний день эта точка Лондона занимает второе место по популярности у туристов. И именно здесь расположен джаз-клуб «Арки», где мой папа после долгого перерыва готовился выйти на сцену вместе с музыкантами Сайреса.