Луна в Водолее

— Во-первых, Мария — может. Церковь не любит распространяться о подобных случаях, но в действительности они ей очень даже известны. А во-вторых… для тебя, разумеется, в главных… в отступничестве ты меня заподозрила хоть и небезосновательно, но пока — напрасно. Подчёркиваю — пока… однако в дальнейшем… я ведь рассказал тебе, с какой невозможной силой Враг меня искушал вчера! Какими смущал софизмами! И что этот мерзавец придумает завтра… нет! Нам — что клирикам, что мирянам — воспитанным в духе разнузданного безбожия, к Богу следует приближаться с осторожностью, ох, какой! А не то — церковные правила и обряды усвоив сугубо внешне — из индифферентных язычников, агностиков и атеистов мы рискуем сделаться рьяными слугами сатаны! Нет! Оборванную на десятилетия связь, враз, к сожалению, не восстановишь! Хотя, конечно, соблазн велик… и это наше, казалось бы, самое благое желание — немедленно соединить оборванные концы — Враг в своих гнусных целях использует, ох, до чего же ловко…

— И я, отец Никодим, значит — тоже?! Своей непримиримостью к Лёвушкиным кощунствам, своим стремлением к чистоте и непорочности споспешествовала Нечистому?..

— Можно, Мария, сказать и так… Но это, мне кажется, только вершина айсберга… То же, до чего сумел докопаться психиатр Извеков (ну, до твоего желания командовать мужем), загипнотизировав тебя во вторник — его ватерлиния. А вот подводная часть… знаешь, Мария… то, в чём ты мне наконец-то удосужилась исповедаться… нет, не виню… ведь сама осознала только сегодня… после того, как этот мерзавец взял тебя в оборот… и ты поняла, каким опасным грехом является самой на себя наложенная епитимья… самовольно принятые на себя стеснения, ограничения, неудобства… и вот ведь какой ехидный нюанс: ты от всех этих психофизических экзекуций получала в общем-то удовольствие, а страдал, в конечном счёте, твой ни в чём не повинный Лев! Ну, и Нечистый — конечно! — виртуозно тебя подловил на этом. Но всё равно, Мария… то, что тебе открылось сегодня и в чём ты мне только что исповедалась, расположено если и ниже ватерлинии, то, думаю, совсем чуть-чуть. Истинные мотивы, по-моему, много глубже…

— Куда уже — глубже? Отец Никодим — ради Бога! Ведь сатана указал мне на такие отвратительные стороны собственного «Я» — дальше некуда!

— К сожалению — есть куда. Подозреваю, Мария, до всех твоих бездн не докопался и Сатана. Как, впрочем — и до моих. Однако не исключено, что уже завтра докопается-таки стервец… Так что — помаленечку, полегонечку — нам, знаешь, не худо было бы самим попробовать поглубже заглянуть в себя… и мне, и тебе, Мария.

— Отец Никодим, но — как? И вообще — зачем? Ведь там — в глубине-то! — наверно, такие жуткие мерзости…

— Именно, Мария, поэтому. Истоки нашего с тобой грехоненавистничества. Конечно — не только нашего. Ведь, казалось бы, для христианина превыше всего должна быть заповедь любви к ближнему — ведь это же главное из того, чему нас учил Христос. И в теории — да: все христианские Церкви согласны с этим. Однако на практике… Твой Лев — хотя и тебе, и мне это кажется кощунством — обвиняя официальное православие в лучшем случае в равнодушии к страданиям угнетённого верхами простого народа, во многом прав…

— Но ведь, отец Никодим, — совпадение слов священника с тем, что ей совсем недавно внушал Лукавый смущало всё более, и женщина возроптала, — тем же — точь-в-точь! — о чём вы сейчас говорите со мной, меня искушал Нечистый?! Ну, ладно: где-то, как вы сказал, Враг, по своему коварству — может сказать и правду! Но ведь мы с вами беседуем уже, наверное, около часа! И вы всё это время — в полном согласии с Нечистым?! Но ведь Лукавый не может говорить только правду? По своей мерзкой сущности — будучи Главным Клеветником!

— Разумеется, Мария, — не может. Но только… то, о чём я тебе говорю сейчас, впервые ты услышала разве от сатаны? А прежде? От своего мужа — ото Льва — ничего подобного разве не слышала?

— Конечно, отец Никодим, слыхала… Особенно — в первые два-три года после своего настоящего воцерковления, после знакомства с вами.

— Погоди, Мария! Ты, значит, что же, своё настоящее воцерковление отсчитываешь от времени знакомства со мной? Но ведь это случилось летом девяносто второго года. А крестилась ты значительно раньше. И, стало быть, получается, что от момента крещения вплоть до нашего знакомства ты не исповедовалась, не причащалась, не молилась, не посещала храма?.. или — не так?