Луна в Водолее

Сойдя с автобуса и повернув направо, Окаёмов сразу нашёл нужную улицу — на покосившемся старом заборе синела стандартная металлическая табличка с серебристыми буквами: ул. Новоиерусалимская — с заасфальтированной проезжей частью и теряющимися в бурьяне пешеходными тропинками по обочинам. Не хватало только валяющейся в луже свиньи, чтобы почувствовать себя в русской провинции середины девятнадцатого века. Впрочем, по случаю тёплой сухой погоды не наблюдалось и лужи, но Лев Иванович ни на минуту не усомнился: стоит полить мало-мальски приличному дождику, луж на Новоиерусалимской улице образуется предостаточно — без сапог утонешь. И это в двадцати минутах езды от центра современного почти миллионного города! Электрифицированного, газифицированного, правда, плохо отелефоненного, но всё равно — заиндустриализированного под завязку! Так, что от ядовитого техногенного смога было трудно дышать. И вдруг — пожалуйста! Стоило переехать речку — и, можно сказать, сельская идиллия!

Однако, шагая то вдоль заборов, то мимо выступающих прямо на улицу — совершенно деревенских, в три окошка — домиков, Окаёмов убедился: не такая уж и идиллия. И дело даже не в бедности и запустении — одни эти девственные, никогда не оскверняемые никаким мощением, обочины чего стоят! — нет, в проглядывающих то там то сям сквозь яблоневое цветение засохших стволах и ветках: природа уже явно не справлялась с сопутствующими технической цивилизации ядовитыми выбросами и отходами.

Вообще-то Лев Иванович понимал: через два-три года на улице Новоиерусалимской не останется ничего из прежнего — для «нового класса» хапугиных-скоробогатовых уж больно прельстительное место: и рядом с центром и на отшибе, и в городе и почти на даче. И всё равно, несмотря на это понимание, астрологу было жалко погибающих яблоневых садов.

Метров через шестьсот-семьсот Новоиерусалимская улица резко сворачивала в подъём — к развалинам давшего ей название монастыря. Правда, с уцелевшим, большим собором — ныне в лесах, (в преддверии тысячидесятилетия Крещения Руси? или очередного Дня Независимости?) спешно реставрируемом.

И сразу за поворотом на огораживающем значительный участок земли исправном голубом штакетнике значился нужный номер.

Лев Иванович подошёл к калитке, поискал глазами кнопку звонка и, не найдя её, вспомнил разъяснение Павла, что днём у них снаружи не заперто. Действительно, калитка хоть и имела ушки для замка, но была закрыта на один только шпингалет — распахнув калитку, Окаёмов ступил на выложенную кирпичом дорожку под низко склонившиеся ветви цветущей яблони. Выбравшись из-под которых, астролог смог наконец-то обозреть «змеиное гнездо» нарождающейся в Великореченске новой секты — во всяком случае, так на организованном после вернисажа банкете некоторые из присутствующих именовали кружок Ильи Благовестова. Правда — не многие: в художественной среде это, скорее «научное», сообщество, видимо, не имело должной известности.

Внешне пресловутое гнёздышко выглядело вполне на уровне: двухэтажное кирпичное построенное, на глаз Окаёмова, во второй половине прошлого века особенной «церковной» архитектуры здание. Бывшее, вероятно, частью хозяйственного комплекса процветавшего до семнадцатого года монастыря. Но, самое интересное, находящееся в прекрасном состоянии: из чего следовало, что его нынешние владельцы (или съёмщики?) не испытывают материальных трудностей. А это уже нечто… свидетельствующее о многом… чтобы в стране донельзя разорённой длящимися вот уже восемьдесят лет свирепыми социальными экспериментами не бедствовали историк, социолог и математик — такое возможно только в одном случае: если у них есть богатый покровитель. И сразу вставал вопрос: с какой стати? И — кто? Государство сейчас толком не может содержать даже учёных занятых в «оборонке» — чего уж говорить обо всех прочих… или?.. не так уж и не правы, толкующие о новой секте?..

Эти и им подобные, мигом мелькнувшие, мысли Окаёмову скоро пришлось оставить — через пятнадцать шагов дорожка привела его к высокому (кирпичному же) крыльцу. Лев Иванович поднялся и позвонил — из открывшейся двери вышел Павел и, поприветствовав астролога, пригласил его в дом. Попутно извинившись за отсутствие Ильи Благовестова, но сразу же утешив Окаёмова тем, что не позднее чем через час Илья Давидович обязательно вернётся.

— Он вас, Лев Иванович, сегодня ждал. Правда, раньше — к обеду. Затем, сказав, что вы несколько задержитесь, поехал к сестре, до пяти пообещав вернуться — а он человек слова. Ну, и меня попросил, значит, вас немножечко задержать. Напоить чаем и, вообще — занять интересной беседой.

Окаёмов понял, что слова Павла относительно интересной беседы являлись — в его понимании — шуткой, и оценил эту попытку.

— Разумеется, Павел Савельевич. Дождусь обязательно. Конечно если не надоем смертельно, и вы меня, так сказать, вежливо не спровадите восвояси.