Луна в Водолее

Выступивший вслед за директором Окаёмов, вполслуха внимая прощальным речам и вполглаза наблюдая за Валентиной, (слава Богу, не отказывается от водки!) свои основные усилия направил на борьбу с коварно подкрадывающимся Зелёным Змием: не дать этому ехидному гаду раньше времени заползти в голову и затуманить ум! До вечера необходимо продержаться относительно трезвым! Союзниками в этой неравной битве у Льва Ивановича были чувство долга и отвлекающие разговоры соседей по столу, а противниками — традиции поминальной трапезы и неубедительная закуска: солёные огурцы, квашеная капуста да бутерброды с сыром, селёдкой и колбасой. Правда — бутерброды в неограниченном количестве, но всё равно: много ли их съешь? Тем более, что водки — как говорится, разливанное море…

И, несмотря на это, первый раунд тяжелейшего поединка остался за Окаёмовым. Когда, сопровождая вдову, группа из двадцати ближайших друзей и подруг Гневицкого покидала художественную школу, Лев Иванович вполне уверенно держался на ногах, да и его голова была, можно считать, в порядке — так: лёгкая гносеологическая беспринципность, неопасные идейные колебания, чуть излишняя склонность к философскому релятивизму да немного мистического тумана. А более — ничего предосудительного: улица не кривилась, столбы если и покачивались, то вполне умеренно, а что у подошедшего к остановке трамвая рядом вдруг оказались две двери — так ведь Лев Иванович выбрал нужную. И благополучно вошёл в вагон.

Дома у Алексея Валентину сразу же усадили во главе ряда из сдвинутых столов, а всеми хозяйственными хлопотами занялись Таня, Наташа, Света — пообещав через сорок минут подать горячее, а до того попросив мужчин особенно не торопиться с водкой, что Окаёмову (в нелёгкой борьбе с Зелёным Гадом) пришлось очень кстати. Лев Иванович даже подумал, а не достать ли из буфета крохотные «сувенирные» рюмки, однако, резонно опасаясь, что его не поймут не только мужики, но и дамы, не стал спешить с этой затеей, прикидывая, сколько традиционных восьмидесятиграммовых стопок он ещё может себе позволить, не потеряв надежды добраться до алексеевой мастерской. Две? Три? Четыре? Зелёный Враг, обольщая, подзуживал: шесть! семь! восемь! Ты же крупный — девяностокилограммовый, ста восьмидесяти сантиметров роста! — мужик, и какие-то две бутылки… да под хорошую закусь, — а из кухни соблазнительно тянуло запекаемым в духовке мясом — с алкоголем, опять-таки, знаешь меру. Однако Окаёмов, помня о коварстве Врага и не желая вчистую проигрывать второй раунд — третий, ладно! в третьем раунде ничуть не стыдно уступить по всем статьям превосходящему тебя противнику! — начал было возражать своему светло-зелёному соблазнителю, что с ним этот номер не пройдёт, что за пределами четырёх стопок… и вдруг услышал надтреснутый Валентинин голос:

— Вот вы все говорите, что Лёша сейчас в раю… И ты, Лев, и Таня, и Юра со Светой — все. А откуда вы это знаете? Может, и нет никакого рая, а только — ад? Или, как нас учили в школе, вообще ничего? Пустота? И тогда этой мрази — ну, которые убили Алексея — никогда ничего не будет? Ни здесь, ни там?

То, что Валентина наконец-то пришла в норму и рассуждает не только осмысленно, но и почти спокойно, это Окаёмова очень обрадовало, а вот как отвечать на её непростые вопросы?.. Пока астролог подыскивал утешительные слова, вмешалась основательно окосевшая Ольга:

— Будет, Валюха, будет! И здесь, и там! Я это точно знаю! В червей их в навозных Бог превратит за это! Слышала — карма? Ну, и Бог им воздаст — по карме, значит! Может и не в червей! В клопов, в головастиков или вообще — в микробов! Х… его знает! Но во что-нибудь мерзкое — точно!

Как ни странно, но эта, приправленная нечаянным нецензурным кощунством, дичь явилась самым что ни на есть желанным ответом для Валентины. Выпив полную стопку и задымив чьей-то попавшейся под руку сигаретой, вдова неожиданно вспомнила — или сочла нужным вспомнить? — утреннее яростное нападение на астролога. Причём, с присущими сильно нетрезвому человеку бесцеремонностью и непоследовательностью. Не говоря уже о полном отсутствии какой бы то ни было внутренней логики.

— Лёвушка, знаешь, прости… ну, за то, что я утром так на тебя напала… затмение вдруг нашло какое-то… Лёшеньку моего убили, а тут вдруг — ты. Со своей астрологией… Не знаю, запомнил ли Алексей твои предсказания, но я-то, конечно, запомнила. Ещё бы! И на август девяносто третьего, и на двадцать третье, тоже в августе, девяносто седьмого, и на февраль девяносто восьмого, и, конечно… когда моего Лёшеньку…

Всем показалось, что вдова сейчас вновь надолго расплачется, но она лишь тихонько всхлипнула, высморкалась и продолжила чёрно-белым резко контрастным голосом:

— …в ночь, значит, с шестнадцатого на семнадцатое мая! У меня даже записано: кровопролитие в пьяной ссоре. Только — нет! Никакая это не пьяная ссора! По пьянке-то — что?! Ведь все знают: и бутылки об Алексееву голову разбивали, и челюсть ему сворачивали, и рёбра ломали — и ничего!