Луна в Водолее

Два года лихорадочных поисков себя в изменившемся (опустевшем!) мире в конце концов привели Извекова к отцу Александру Меню — и будто бы началось медленное восхождение его души: крещение, воцерковление, изучение под руководством отца Питирима сначала азов, а впоследствии и глубин православия, посвящение в сан, служение Господу… но! Именно на этом пути Извекова встретил Враг!

Когда?

Ответить на этот вопрос не просто — во всяком случае, задолго до осени девяносто шестого: когда своих прихожанок он вдруг увидел глазами внезапно пробудившегося в нём врача-психиатра… Уж не в девяноста ли втором?.. Когда, выведенный из себя задевающими за живое, злыми и умными нападками Окаёмова на дорогие его сердцу доктрины Православной Церкви, он пригрозил астрологу адским пламенем? Тем самым из потаённых глубин собственного естества вызвав дьявола? Так сказать, материализовав Лукавого? Облачив его в плоть и кровь? Кто знает… Как бы то ни было, но, обратившись назад, Никодим Афанасьевич мог заметить, что года с девяносто третьего Враг ему уже потихоньку нашёптывал свои клеветнические измышления.

И всё-таки до вчерашнего импровизированного психоаналитического сеанса с Марией Сергеевной Нечистый никогда не вёл себя так нагло! Да одни только эти его беспардонные «МЫ» и «НАМ»? Когда с помощью ехидно подтасованных местоимений Враг посмел приравнять себя к Творцу?!

«Мария, Мария — за что? — отвлекающим от молитвы, мучительным мотивом беспрестанно вертелось в Извековской голове. — Твой злосчастный аборт и самоубийство моей Ириночки — неужели нам нет прощения? Нет! Гораздо страшнее! И ты, Мария, и я многогрешный можем быть прощены! Спасены и помилованы! А вот моя дочка, Ириночка… Боже! Избавь мою дорогую девочку от уготованных ей адских мук!», — воплем рвалось из кровоточащего сердца священника.

Священника?

Те самые ортодоксальные доктрины, которые в своё время так надёжно поддержали Никодима Афанасьевича, исцелив его от отчаяния, сейчас вдруг обернулись против него — ибо тогда, ослеплённый горем, он был не способен видеть их теневых сторон, в то время, как сейчас, вспоминая дочь, смотрел уже в оба глаза и видел не только Свет, но и Тьму. Ту самую раскалённую адскую Тьму, в приверженности к которой, раздражённый охлаждением Машеньки, Окаёмов ещё в девяносто втором году обвинил и отца Никодима лично, и Православную Церковь в целом — за редчайшими исключениями… Такими — как отец Александр Мень… Который удивительно ловко, будто бы не подвергая сомнению основы православия, умел обходить острые углы…

К несчастью, отец Никодим не обладал подобной способностью, и давно уже обнаруживший это Враг сейчас вовсю изгалялся над ним. Глумливо мешая молитве.

«…не введи в искушение» — помнишь, лукавый пастырь? Кого ты об этом просишь? Чтобы, значит, не искушал тебя? Раба нерадивого? И после такой просьбы ты ещё надеешься, что Он избавит тебя от Меня? Свя-я-щенничек! Скорее уж — от Самого Себя! Которого, впрочем, ты и так никогда не имел! Самообманывался — и только! Я вот — другое дело! Я с тобой был, есть и пребуду во веки веков — ну, там, где сейчас твоя самоубийца-дочка. Без которой, Я полагаю, и рай тебе будет не в рай? Эдемские фрукты и овощи покажутся с червоточинами? А вообще, знаешь, там у Меня не так уж и плохо. Не буду врать, супротив Царствия Небесного, о котором, кстати, вы, смертные, не имеете ни малейшего представления — не тянет. Однако в сравнении с тем, что вы здесь на земле вытворяете друг с другом — образец, можно сказать, гуманности! Все основные права человека — на высшем уровне. Так что не слишком убивайся относительно своей дочки. Ладно уж, намекну: когда-нибудь ты с ней непременно встретишься — ну, там, где нет ни слёз и ни воздыханий… Вот и подумай, лукавый пастырь, Тому ли ты молишься?.. и так ли? Он ведь, как тебе хорошо известно, все твои нужды знает без всяких просьб. Так почто ты Его зря беспокоишь?»

«Врёшь! Врёшь! Я знаю! Ириночка не у тебя! У тебя — ад! Геенна огненная!», — спровоцированный глумливым голосом, хотел возразить отец Никодим. Однако — кому?

Лукавый, как верно заметила Мария Сергеевна, искушает нас преимущественно изнутри. Ибо внешние атрибуты Нечистого — смрадный запах, рога, копыта — изощрённое лукавство людского ума, и только. Я, дескать, грешен: граблю, насилую, убиваю — но ведь не сам по себе, а по его наущению. Зато — спасибо Коммунистической Партии и Православной Церкви! — патриот. Любого порву в клочья за Партию, Веру, Царя и Отечество! И мне за это простятся все грехи!