Луна в Водолее

А Враг, злорадно дождавшись очередного поражения отца Никодима, возобновил атаку:

«То-то, лукавый пастырь! Надеюсь, понял, что, окромя как ко Мне, нет для тебя дороги?»

И Извеков действительно понял: ЧТО именно его особенно раздражает в мерзких речах Нечистого. Ну — конечно же! — архаизмы и просторечия. Все эти назойливо нарочитые «окромя», «давеча», «поелику», «супротив», «почто», «посему», «попервой» и прочая, прочая… уж лучше бы матом стервец ругался! И ещё… если бы Враг поносил Творца… оскорблял, проклинал, хулил… это бы звучало естественно! Возгордился, восстал, потерпел поражение, затаил злобу — вот и клевещет, поносит, хулит, очерняет… так ведь нет! Ничего подобного! О Боге — только с большой буквы. Уважительно и с почтением. Возможно, единственное… эти его панибратские «МЫ» и «НАМ» — будто Они на равных! Да — гнусность весьма коварного свойства! Казалось бы: уважительно — а подишь ты!

Лукавый, тем временем, не унимался:

«Ко Мне, отец Никодим, ко Мне! Да ты не боись, свя-я-щенничек, — общество у Меня отменное! Многие, знаешь ли, кого вы на потребу дня в слепоте душевной провозгласили святыми, обретаются у Меня. А уж зрелищ и развлечений — любо-дорого посмотреть! Например, каждое полнолуние Дмитрий Донской с ханом Тохтамышем ух как дерутся на поединках! На кнутах. Дмитрий-то поначалу заартачился: мол, давай на мечах или на копьях, а Тохтамыш ему — со своим лукавым данником, который, бросив Москву на разграбление, позорно от меня убёг, ни на копьях, ни на мечах драться не стану: дескать, раб только кнута достоин. И ничего не поделаешь: хан-то прав — убёг ведь Дмитрий. Так что князю пришлось в спешном порядке осваивать кнут. Конечно, попервой-то Дмитрию здорово доставалось, больше трёх раундов не выдерживал, да и то нашему рефери приходилось всё время вмешиваться из-за нокдаунов и рассечений. Но уже скоро князь насобачился — у-у-у! А видел бы ты сейчас! Полные пятнадцатираундовые бои! У обоих кнуты как молнии! Но и защита! Редко-редко когда случается нокдаун! А уж нокаутов-то лет сто, почитай, не видели! И как скрупулёзно ни подсчитывают очки — всё время у них вничью. Только вот — не долго уже осталось… Нет, Тохтамыш-то ещё задержится. Как его Магомет ни уговаривает, мол, не пристало тебе, слуге Аллаха, увлекаться до самозабвения языческими игрищами, а он всё равно — в Валгаллу стервец намыливается. Чтобы с викингами, значит, рубиться и пьянствовать. А вот князь — нет, князь понимает, что ему ещё на тысячу лет работы, и если он с каждым своим грехом будет так валандаться, то не успеет и до Второго Пришествия.

Или, лукавый пастырь, ты воображаешь, что Царствие Небесное даруется вашими людскими декретами? Какого-нибудь коронованного кровопийцу, насильника и душегуба провозгласили святым, и — хлоп! Мало того, что он сам в раю, так и для вас многогрешных туда по блату торит дорожку? Мы, дескать, отсюда, а ты оттуда поднажмём на Петра как следует — калиточку он, глядишь, и откроет? А вот дудки, лукавый пастырь! Каждому (по его делам!) прежде чем узреть Свет, попотеть предстоит — жуть! Чтобы, значит, поправить пагубные последствия своих грехов. Молитва — да. Помогает. Но только — когда от всего сердца. О тех, стало быть, кого знал молящийся. Если не лично — то хотя бы по их делам. А то, что ты там у себя в храме бубнишь по записочкам, это, знаешь ли, — медь звенящая и кимвал бряцающий! Ну, и любовь, конечно… но только ведь из вас, в массе своей самоутверждающихся на страданиях ближних, хорошо, если один из миллиона способен любить… вот они — да, они — святые. Но только вы их, как правило, не узнаёте. А если узнаёте — то распинаете».

Как ни возмущался Никодим Афанасьевич, но вынужден был выслушивать этот фантастический бред, эти чудовищные реминисценции из Анатоля Франса, Лео Таксилия и Николая Булгакова — затыканием ушей не отделаешься от того что звучит в голове.