Окаёмов, поблагодарив, согласился, и, накинув халаты, любовники переместились на кухню. И здесь, болтая с Танечкой и потягивая крепкий кофе, после недолгого приступа «самоедства» Лев Иванович пришёл к достаточно здравому выводу: не лезть в женскую душу. Ему сейчас с Танечкой хорошо — и ладно. А чем она руководствовалась… ему-то какое дело? Сказала, что ещё прошлой осенью положила глаз — и достаточно! Или… или, Лев Иванович, ты собираешься влюбиться всерьёз? А может — уже влюбился? В девчонку, которая моложе тебя на шестнадцать лет? Мог бы и постыдиться своих седин! А в перспективе? Если даже у вас и сладится? Оставишь Машу, женишься на Татьяне… можешь взять на себя такую ответственность? Ну да, ну, конечно — секс… и какой ещё… будто бы с Машей — в первые брачные годы… вот ты и обрадовался — да? Вообразил себя молодым человеком?.. ну, ну, господин Окаёмов… ладно! Кончай эту умственную фигню! Кажется, Танечка тебя о чём-то просит?
Артистка — действительно: напоив Льва Ивановича кофе, повторила свою просьбу, чтобы он почитал ей стихи. Хотя бы — одну «Незнакомку».
— Ну, Танечка, ты и даёшь! Чтобы я астролог — тебе артистке? По трезвому читал Блока? Да ещё — «Незнакомку»? Зачитанную, наверно, до дыр на её вуали! Нет, когда в постели — понятно! Там я, знаешь, готов приветствовать такие милые извращения, но чтобы — на кухне? Не выпив предварительно хотя бы стакана водки? По-моему, Танечка, это верх неприличия! Даже не эксгибиционизм, а что-то сродни детской порнографии!
— Ну, понесло Лёвушку! Что ехидина — ладно! Уже догадалась! Но чтобы такая изобретательная ехидина?! Это же надо! Начав с «Незнакомки», до такого договориться! У-у, негодный мальчишка! А если серьёзно… наверно, Лёвушка, я должна у тебя попросить прощения. Действительно — пристала как банный лист… к одному, понимаешь, месту. Хотя… мне ведь — правда! Очень понравилось в прошлом году! Артисты, обыкновенно, стихи читают плохо. Наверное потому, что пытаются их сыграть… входят в образ — и всё такое… издержки профессии. Хорошо, как правило, читают поэты, но только — каждый свои стихи. А поскольку большинство классиков, к сожалению, поумирало, то услышать в хорошем исполнении того же Блока — большая редкость. А у тебя, Лёвушка — да: тогда получилось здорово! Ну вот, я и подумала…
— Льстишь, Танечка, понимаю, но всё равно — приятно. Сейчас расчувствуюсь, как та ворона, воздуха наберу и каркну. Вот только… сыра во рту у меня почему-то нет?
— Ой, Лёвушка, заболталась — прости! Тебе, правда — бутерброд с сыром? Или минут пять потерпишь и я сжарю яичницу с колбасой?
— Разумеется, Танечка, потерплю — про сыр я так, к слову… И, если тебе не трудно, чаю бы крепкого — а?
После завтрака Лев Иванович вызвался помочь Татьяне с мытьём посуды, но женщина прогнала его из кухни, взамен попросив составить её гороскоп.
(…нет, нет, Лёвушка, о том, что меня ждёт — пытать не буду! Ты мне расскажи о свойствах характера, о душевных особенностях, о делах сердечных, словом — о чём сочтёшь возможным! Я женщина хоть и любопытная, но обещаю: не стану из тебя вымучивать ничего лишнего!)
— Только, Танечка, год своего рождения — скажи, как на исповеди. Не проболтаюсь — гарантия.
— А я, Лёвушка, ни от кого не скрываю. 10 апреля 1963 года.
— А время рождения? Мама тебе, случайно, не говорила? И место — в Великореченске или где-то ещё?
— Утром. От шести до семи часов. Не в Великореченске, Лёвушка, нет — в Львове. Западная хохлушка — бендеровка, так сказать. А вообще: мама — полька. То-то, наверное, так сдружилась с Алексеем… нет, к сожалению, не так…
Это «не так» выговорилось у Танечки с настолько искренним сожалением, что у Окаёмова отпали все сомнения: да, только не реализовавшаяся любовь к Алексею Гневицкому заставила молодую женщину обратить столь пристальное внимание на него самого, пожилого астролога — увы, элементарный бессознательный «перенос». Или — «замещение»? Впрочем, один чёрт: ему, Окаёмову, так и так ничего не светит. А то, понимаешь ли, размечтался… Ладно, старый хрен, составляй гороскопы, рассчитывай транзиты и не мечтай о юных артисточках! И будь вечно благодарен Танечке — хоть на одну ночь, но она тебе возвратила молодость!