Луна за моей дверью

Я выпустил из руки волосы и прижался к подлокотнику со стороны прохода. Меня бросило в жар, я странно себя чувствую. К счастью, она убирает свою руку с подлокотника, и мне становится легче. Яро тоже начинает слегка натянуто улыбаться.

— Выйдем на пару минут, Алистер, мне нужно кое-что тебе показать!

Я иду за ним на платформу. Но он ничего мне не показывает, а легко ударяет кулаком в плечо.

— Поверить не могу, чувак! Ты никогда в жизни не видел девчонок вблизи, я на минуту оставил тебя одного, а ты уже подцепил самую красивую девушку в поезде. Ты еще и гипнозу в ютубе учился, что ли?

— Она кажется мне красивой, хотя и улыбается губами, а не глазами.

— Да всем плевать на это! Ты с ней разговариваешь, ты вежливый и славный. Только не начинай трогать ее раньше времени. Такие девушки на дороге не валяются, поверь мне. Так везет только один раз в жизни, чувак.

— Она не девушка моей мечты.

— Да и ты не ее принц на белом коне!

Я пожимаю плечами. Яро может знать множество вещей, но его легко ослепить. Лучше сменить тему.

— Я собираюсь завести аккаунты в соцсетях.

— Ты меня бесишь.

Мы возвращаемся и садимся на свои места, больше не сказав друг другу ни слова.

В дороге я перечитываю «Критику чистой математики». Я ем сэндвич, пью колу и изо всех сил стараюсь делать вид, что не замечаю ни как моя соседка обращается ко мне, ни как она ко мне прикасается. А потом спрашиваю Яро, почему у него нет документов. До моего вопроса Яро говорит и улыбается за двоих. А потом отвечает, что мне лучше заняться своими делами. Я прочел немало научно-популярных книг. Когда-то они были единственным мостиком между мной и внешним миром, пока мама не купила телевизор и не провела интернет. «Критика чистой математики» занимает особое место в моей жизни. И хотя я знаю ее наизусть, я всякий раз смеюсь, перечитывая ее.

Поэтому я смеюсь.

Я должен ответить Яро, когда он спрашивает, что здесь смешного, но мне нужно время, чтобы отдышаться.

— Просто речь идет о параболическом уравнении и…

Яро не смеется. Он смотрит на меня, как Шампольон[12] на Розеттский камень[13], будто пытаясь отыскать ключ к разгадке тайны. Я пожимаю плечами.

— Юмор математиков.

Девушка снова улыбается во все тридцать два.

— Вот так послушаешь, как вы смеетесь, и почти хочется вернуться в детство, к урокам математики.

— Они есть в интернете, адаптированные для всех возрастов.

— Правда? Как здорово!

Я вижу, что она размышляет, что бы еще такого сказать. Может быть, она помнит что-то из математики — Фалеса или Пифагора, — но она только улыбается, показывая свои белоснежные, ровные, блестящие зубы. А потом снова утыкается в телефон.

Однако «Критика чистой математики» вдохновила меня на рисунок. Я вытаскиваю свою черновую тетрадь и калькулятор и начинаю строить схему, скрещивая две функции. Она косится на листок.

— Как красиво! Это напоминает мне о спирографе, который мне подарили на восьмой день рождения. Я его просто обожала!

Яро отвечает ей, она рассказывает о том, что ее родители сохранили игрушку на чердаке, а я заканчиваю набросок. Десять минут спустя она просит меня выпустить ее и уходит. Возвращается она за девять минут до прибытия.

Пока поезд тормозит, подъезжая к вокзалу, она поднимается и наклоняет голову ко мне. Ее волосы струятся, задевая кончиками мои колени. Спрятавшись за этим волосяным занавесом, она шепчет:

— Я уже очень давно ищу эскиз для татуировки в духе того, что вы рисуете. Если вы будете не против показать мне несколько ваших рисунков — позвоните.

Она показывает мне билет на метро, на котором что-то неразборчиво написано, и опускает его в карман моей рубашки.

Наши лица так близко, что я вижу ее нечетко. Мои глаза скошены к переносице. Бросает в жар. Сердце колотится. Я не знаю, как реагировать, но мама всегда говорит, что вежливость помогает найти выход из любой щекотливой ситуации.

— Спасибо, мадам.

Она смеется и машет мне рукой на прощание. Напоминая чем-то прощающихся Телепузиков, вот только ее лапка намного изящнее и тоньше. И она куда симпатичнее Тинки-Винки.

Яро

В Париже на Лионском вокзале царит суматоха, к которой так привыкли его завсегдатаи. Суетятся мини-составы с напитками для баров скоростных электропоездов, в киоски с фастфудом выстраиваются очереди, слепят неоном огромные вывески магазинов, к табло отправления поднимаются лица, и мечутся взгляды в поисках свободных мест в зале ожидания. На платформе двадцать два поезд изрыгает своих пассажиров. Те, кто спешит, лавируют между чемоданами на колесиках, а самые добродушные помогают пожилым с их вещами. Путешественники из четырнадцатого вагона умиленно наблюдают, как Алистер прижимает к груди рюкзак, будто несет в нем ребенка.

— Расслабься, — говорит Яро. — Никто не позарится на старый дерьмовый рюкзак без лямок.

— Я очень дорожу своей книгой.