Луна за моей дверью

Будто весь мир сегодня ополчился на него. Сидони, которую понесло в дебри математико-философской метафизики, Алистер, забывший, как пользоваться легкими. Их совместное подметание пола руками. А ведь это они должны о нем беспокоиться. Он тут единственный, кто рискует своей жизнью, если у этой троицы вдруг решат проверить документы!

Сидони живет в пятнадцати минутах ходьбы от обсерватории. В доме без лифта, на пятый этаж которого она взбирается, словно на гору, — медленно, но верно.

Железная дверь ведет в двухкомнатную квартиру, дизайн которой можно в основном охарактеризовать полным его отсутствием. Сугубо полезные предметы быта крепятся к потолку, чтобы освободить больше места, а стены усыпаны листовками, флаерами и другими афишами. Единственная картина — полотно без рамы, на котором в стиле граффити изображен революционер с платком на лице и букетом в руках, которым он замахнулся так, будто собирается бросить гранату. Яро с порога начинает чувствовать себя как дома в этом месте, где ненормальное — норма. Что-то вроде холостяцкой берлоги старой девы.

— Странно видеть граффити на полотне, — замечает Яро.

Сидони отвечает из кухни, где она только что поставила на огонь огромную кастрюлю с водой для макарон:

— Я купила ее, когда первый и последний раз была в Нью-Йорке. Ее продавал какой-то старик на тротуаре. Потрясный был старикан. Он сидел на походном стульчике и зевал — это надо было видеть! Да и картина была классная. Я ее купила, а на следующий день узнала, что это был хеппенинг.

— Что такое хеппенинг? — спрашивает Алистер, не переставая раскачиваться в кресле-качалке, которое он сразу занял.

— Что-то вроде импровизированного представления. Этим стариком оказался Бэнкси, который замаскировался, чтобы продать парочку своих работ на тротуаре. Вы же знаете, кто такой Бэнкси? Граффитист, нарисовавший грустного человека на двери запасного выхода из «Батаклана»[18].

— Ага, — кивает Яро. — Он еще встроил шредер в раму одного из своих полотен, чтобы порезать ее на лоскутки сразу после аукциона. Такая шумиха тогда поднялась. Твоя картина должна стоить целое состояние!

— Да-а, сотни тысяч евро. Может быть, даже больше…

— Почему ты ее не продала?

— Она мне нравится. И потом, что бы я стала делать с такими деньжищами?

И почему такое случается с кем угодно, кроме него? Яро бездумно читает названия на корешках книг, стоящих в шкафу. Все, что ему требовалось, — немного удачи, чтобы перестать быть нелегалом. Но ему достался этот фрик Алистер! Тут никто не пришел бы в восторг.

— Пирог с сыром или семгой? — спрашивает Сидони.

— С сыром, — отвечает Алистер.

Яро вздыхает. Так фигово устроена жизнь. Он выбрал бы с семгой.

Вибрирующий в кармане телефон возвращает ему надежду. Он читает ответ на свое сообщение. Последние искры надежды гаснут под ведром ледяной воды, потому что девушку из поезда, мягко говоря, не поразила любовь с первого взгляда. Он рассерженно задает ей вопрос и несколько секунд спустя получает ответ.

— Что не так, Яро?

Сидони вышла из кухни и теперь протягивает ему бокал на ножке с чем-то медово-золотистым внутри.

— Да так, встретили в поезде одну девушку. Безумно красивая, на руке — татуировка из мультика. Она дала свой номер Алистеру. Но я на всякий написал ей.

— И она тебя отшила!

— Сказала, что я не в ее вкусе.

— А что она нашла в Алистере?

— Не знаю… Наверняка твою математическую муть! Может, думает, что он станет знаменитым, как тот чувак, который занимается математикой и еще носит брошь в виде паука и огромные банты вместо галстука.

— Это называется галстук Лавальер, — уточняет Сидони. — Ну а тебе, Алистер, нравится та девушка?

Взгляд Алистера, устремленный к горизонту, лежащему где-то далеко за пределами стен квартиры, останавливается на лице Сидони.

— Она улыбается одними губами.

— Это не делает ее чудовищем! Вы идете за стол?

Ужин проходит спокойно и ненадолго омрачается лишь вопросами Сидони о том, как Алистер намеревается вести себя во время визита инспекторов из Пенсионного института. Ускорившееся дыхание Алистера прогоняет сомнения, и за столом снова воцаряется приятная атмосфера.

Когда Яро моет посуду, вытирающий тарелку за тарелкой Алистер вдруг задает неожиданный вопрос:

— А какие документы тебе нужны?

— Документы, удостоверяющие личность.

— Ты не знаешь, кто ты такой?

К раковине подходит Сидони, чтобы промыть губку, которой она вытирала со стола.

— Ты ничего ему не рассказывал? Он не знает твою историю?

— Я говорил ему, что у меня нет документов.

— Возможно, сейчас самое время просветить его насчет некоторых деталей.

— Да тут и говорить-то особо нечего.

— Я очень хочу быть просвещенным, — отвечает Алистер.

Яро вздыхает и начинает рассказывать: