Луна за моей дверью

Повисает тишина, удручающая тишина, которая окружает беспомощные семьи в домах престарелых. Тишина, которая заставляет тех, кто ее слышит, желать, чтобы все поскорее закончилось.

Последняя полоска скотча отклеивается, бумага разворачивается, и Алистер шепотом читает название книги.

— «Критика чистой математики».

Он не улыбается, не плачет, не добавляет ни слова к прочитанному. И кладет книгу обратно на стол.

— Раньше у меня была похожая.

— Не говори глупостей. Это та самая, слово в слово! Почитай, сам увидишь.

Яро бросается открывать книгу на первой странице, но тут появляется Сидони. На несколько мгновений ее глубокий, теплый голос погружает столовую в странную чувственную атмосферу.

— Привет, друзья!

Она подходит и в самый последний момент вспоминает, что обнимать Алистера не следует.

— Ах да, ты же не любишь всякие душевные излияния! Ну, как тебе твой новый дом? Ты уже завел друзей? По-моему, здесь неплохо!

Она обводит глазами столовую, и под ее взглядом все вдруг начинает казаться не таким мрачным.

— Ну, дизайном тут, конечно, не пахнет, но у себя дома я тоже прекрасно без него обхожусь. Так о чем вы тут говорили? Ты в курсе насчет пьесы, Алистер? Или Яро заскромничал? Мы репетируем «Сирано», и, надо признать, у него талант. Не такой, как у Жоржа, конечно…

— Меня обсуждают у меня за спиной?

Теперь уже Жорж пересекает столовую и подходит к остальным.

— Простите за опоздание, не смог близко припарковаться! Ты, наверное, хочешь знать, что я здесь делаю, Алистер… Я здесь не как инспектор из Пенсионного института, а как влюбленный юноша. Ты ведь знаешь, говорят, любовь с первого взгляда как гром среди ясного неба. Но для меня Сидони — это солнце.

Он наклоняется над плечом Сидони и шепчет ей на ухо:

— Ведь так, солнышко?

Она смеется, но продолжает говорить:

— Ты должен прийти на премьеру, Алистер. Уверена, тебе понравится.

Дежурная подкатывает свою тележку к их столику и перебивает Сидони:

— Ну, что наш крепыш будет пить со своими гренками? Горячий шоколад или клубничный сок?

Взгляд Алистера устремляется сквозь женщину с тележкой, которой ее блузка пятьдесят шестого размера явно мала. И упирается в одно из окон столовой, расположенных слишком высоко, чтобы в них было видно что-нибудь, кроме неба.

— Горячий шоколад, — не дожидаясь ответа, решает дежурная и наливает коричневую жидкость в стеклянную кружку. — Это его согреет. Дело, конечно, к весне, но сейчас погода уже не та, что раньше. Он не согласен?

— Почему вы разговариваете с ним как со слабоумным? — спрашивает Яро. — Прекратите изображать тут ассистентку Алена Делона!

Никак не показав, что услышала его замечание, женщина обращается к Дженни:

— Полдники рассчитаны только на пациентов, но, если проголодаетесь, на входе, возле администрации, есть автоматы с напитками и сладостями.

Тележка едет дальше, увлекая за собой дежурную. Яро провожает ее взглядом и подпрыгивает, встретившись глазами с Алистером.

— Я хочу домой.

— Ты же знаешь, что это невозможно, дом сгорел.

— Тогда я хочу к тебе домой.

— Это нереально, чувак. Это студия: кухня, спальня, гостиная — все в одной комнате. И потом, я же тебе не отец и не брат, понимаешь?

— Понимаю. Тебе хватает своих друзей, тебе не нужен еще и я.

— Ты о ком?

— Дервиш, Форрест, Шерлок… Может, есть и другие.

Яро разглядывает Алистера, не зная, шутит он или нет. Но его понурый вид не оставляет места сомнениям. Прежде чем Яро успевает открыть рот, чтобы все объяснить, Алистер встает, оставляя аквариум, книгу и гренки на столе, и уходит в свою комнату.

Бедняга, сердце разрывается смотреть, как он уходит вот так. Да что они делают с людьми в этом пансионате, кроме того, что запирают их и пичкают шоколадом?

— Так продолжаться больше не может. Он здесь несчастен! Надо пойти и поговорить с главным.

— И что ты скажешь? — спрашивает Сидони. — Мы ничего не можем сделать.

— Идите, придумайте что-нибудь, — говорит Дженни. — А я пока отнесу Немо Алистеру.

Алистер

Дженни пошла за мной в комнату номер сто четырнадцать, в которой я теперь сплю. Пока она ставит рыбку на столик на колесиках, я опускаюсь на кровать с регулировкой высоты.

После переезда я всегда сижу тут. Беру пульт. Подняться, опуститься, подняться, опуститься, подняться, опуститься. Мне нравится. Толстая санитарка отметила, что лошадки на карусели делают это быстрее, чем кровать, но суть та же.

Я хочу домой, но Яро сказал, что у меня больше нет дома. Трудно осознавать, что у меня больше нет дома, потому что когда я о нем думаю, то вижу его как наяву! Сломанный замок в ванной, постер с Чарли Чаплином в маминой комнате, чайник на кухне. Стоит мне закрыть глаза, как я вспоминаю все до мельчайших деталей.

Мой дом теперь существует только у меня в голове.

— Можно я сяду рядом с тобой?

Дженни не ждет моего ответа. Она запрыгивает на кровать, и ее ноги начинают болтаться рядом с моими. Она снимает свою обувь и, не глядя, пинком отправляет ее в полет по комнате.

Она так тяжело вздыхает, будто хочет выдохнуть весь воздух из легких. Потом она осматривается.

— Чем ты тут занимаешься целыми днями? Как же здесь стремно!