Луна за моей дверью

Я просыпаюсь в 6:30 с этой мыслью в голове. Мама умерла. В коридоре гремит тележка, кофе не пахнет. Маминым кофе больше никогда не запахнет — ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Мама умерла.

Странно. При мысли о кофе мне хочется заплакать.

Дежурная входит в мою комнату и ставит поднос на столик на колесиках.

— Что такое стряслось с этим крепышом, что он так плачет?

Дежурная садится на кровать рядом со мной. Матрас слегка проседает, я наклоняюсь, и мое плечо теперь касается ее плеча, но меня это не беспокоит. Она берет меня за руку. Это не очень приятно, потому что ее кожа загрубела и пахнет моющим средством, но она сжимает мою руку, и я чувствую, как понемногу прихожу в себя.

— Что мне теперь делать?

— Крепыш выдержит. Все мы так, у нас нет выбора. Нам приходится держаться в трудные времена и говорить себе, что однажды и на нашей улице будет праздник.

— Они хотят забрать Кота.

— Я знаю.

— Это Кот, он им не принадлежит.

— Я знаю.

— Если бы мы были на космической станции, я мог бы выйти наружу. Скафандр всегда крепится к шаттлу страховочным фалом в целях безопасности.

Она отпускает мою руку и встает, чтобы налить горячий шоколад в чашку на моем подносе.

— Но мы не на космической станции. Здесь нет «пуповины».

Она уходит.

Шоколад теплый и сладкий, его можно проглотить без усилий. Я наливаю немножко на чайное блюдечко, из которого угощается Кот. Потом я снимаю со стены все листы, на которых писал. Сложенное в стопку лоскутное одеяло из листов А4 превращается в кирпичик толщиной в 5,3 сантиметра. Я кладу его в свою рыже-черную спортивную сумку вместе с четырьмя парами чистых трусов (они неглаженые, здесь трусы не гладят), своими футболками и остальной одеждой, которую мне выдали в спортзале.

Когда я пускаюсь в путь, Кот идет за мной. В процедурной никого. Я беру лежащий на тележке ноутбук и убираю его в свою сумку. Еще я беру ключ, которым отпирается лифт. Я готов. Кот колеблется какое-то мгновение, прежде чем войти в кабину лифта. Он прячется за моими ногами.

Снаружи пахнет улицей. Наконец-то я полной грудью вдыхаю свежий воздух, в котором чувствуется сырость, будто землю только что отмыли. Я выхожу к дороге и вытягиваю руку, подняв большой палец. Кот сидит у моих ног, а я жду, когда возле нас остановится машина.

Яро

Едва выйдя из автобуса и не обращая внимания на вес рюкзака за спиной, Яро поворачивается к пансионату и ускоряет шаг.

До встречи с остальными еще полчаса, и Яро как раз успеет подготовить все в комнате: подключить электрическую плитку, достать сковородку, взбить яйца в салатнике. Он захватил картонные тарелки, чтобы сервировать столик на колесиках. Отъезд в Гималаи надо отметить!

Не встретив никого внизу, Яро поднимается на лифте и идет по коридору к комнате номер сто четырнадцать.

— Привет, чувак! Ты…

В комнате пусто.

И убрано. Белье с постели аккуратно снято, жалюзи опущены. Комната ждет своего следующего постояльца. О том, что Алистер был здесь, говорят только оставшиеся на стене следы клейкого слоя от пластыря.

Тревога сковывает Яро и так же быстро отпускает. Он возвращается обратно в коридор, поворачивает за угол и заходит в процедурную, где никого нет.

Может быть, его просто переселили в другую комнату, потому что он захотел смотреть в окно с видом на парк?

Наконец он слышит голоса в комнате отдыха.

Возможно, Алистер подружился с кем-то и переехал в комнату на двоих, на другой этаж.

Он толкает дверь.

Только бы дело было не в другом: не в мрачных мыслях, которые подтачивают желание жить, не в лекарствах, которые мешают рассуждать трезво.

За столом санитары пьют кофе. Все взгляды обращаются к нему.

— Алистера нет в его комнате, где он? — спрашивает Яро.

Женщина в белом встает, оттесняет его в коридор и закрывает за собой дверь в комнату отдыха.

— Вы член семьи? — спрашивает она.

— Нет, я его друг, скажите мне, что происходит.

— Об этом нужно говорить с его врачом.

Яро начинает возмущаться, но замечает, как к ним быстро приближается Сидони.

— В комнате Алистера пусто! — обеспокоенно восклицает она.

— Знаю, — отвечает Яро, раздраженно взмахнув рукой в сторону санитарки. — Но они ничего мне не говорят.

Сидони улыбается женщине в белом халате.

— Простите его, мадам. Мы просто хотели узнать, не случилось ли чего с нашим другом.

Спокойный тон и вежливость Сидони смягчают санитарку, и она отвечает:

— Алистер покинул наше учреждение вчера утром. Мы пытались связаться с доверенным лицом, мадам Беерд, и обыскали весь парк и окрестности. Даже сообщили о его уходе в полицию. Но Алистер — совершеннолетний, и ничто в его исчезновении не указывает на то, что нам стоило бы беспокоиться.

— О, браво, браво! Какие вы молодцы! Вы пытались позвонить не мадам Беерд, а мадам Беард, матери Алистера. И я не знаю, как она смогла бы взять трубку с учетом того, что она умерла, а ее телефон сгорел.

— Яро, успокойся, пожалуйста, — перебивает его Сидони.