Луна за моей дверью

— Вы переживаете за своего друга, это нормально, — отвечает санитарка. — Но у него нет никаких расстройств, при которых требовалась бы дальнейшая госпитализация. Ему не хватало только социального взаимодействия, чтобы научиться вести себя в обществе. В жизни он неизбежно столкнется с тем, как люди строят человеческие взаимоотношения, и понемногу научится этому.

— Жизнь? — уже кричит Яро. — Вы думаете, что его ждет жизнь? Он окажется на улице, и все эти стервятники, которые продают всякое дерьмо и жаждут свежей крови, набросятся на него, капая слюной! Алистер не сможет себя защитить.

Еле сдерживаемый гнев Яро пугает. Санитарка инстинктивно отступает на шаг назад. Из процедурной выходит медсестра и встает рядом с ними, сложив руки на груди.

— Мы сделали все, что смогли. Посмотрите правде в глаза. Множество наших пациентов живут на улице, знаете ли. Мест у нас ограниченное количество, и пациентов куда больше, чем выделенных на них средств. Бюджет урезан. Социальные работники направляют к нам людей только в самых тяжелых случаях, но ваш друг совершеннолетний, у него нет детей, он не болен. Хотела бы вас обнадежить, но реальность такова, что мы почти ничего не можем для него сделать. А теперь я вас покину, мне нужно работать. Алистер оставил здесь свой смартфон, можете зайти в администрацию и спросить, не отдадут ли вам его.

Медсестра уходит, и Яро беспомощно провожает ее взглядом. Он опускает свой тяжелый рюкзак на пол. Пропал омлет. И все остальное тоже пропало. Он не понаслышке знает, что такое улица. Это джунгли, где опасность на каждом шагу. Одно неверное движение — и эта жизнь сломает тебя. А когда не знаешь правил, каждый твой шаг — неверный.

1

Алистер

Лес мне нравится. Сначала было немного страшно, потому что в нем нет дороги. Ветки торчат во все стороны, и приходится от них уклоняться. А есть еще и другие растения — те, что стелются по земле и растут кустами. Я делаю как Кот: высоко поднимаю ноги, иду медленно, замираю, чтобы осмотреться, и иду дальше.

В лесу совсем не так, как в машине. Сначала я не понял, как открывается дверца, когда женщина остановилась на дороге. Дверцы парижского такси открываются автоматически, а тут надо было поднять рычажок.

Потом мне стало трудно дышать из-за ремня безопасности. Когда дорога поворачивает, ты наклоняешься; а еще машина едет быстро. К счастью, Кот все это время лежал, свернувшись клубком у меня на коленях, и держал меня, как якорь, не давая запаниковать.

Вечером, когда я вышел из машины и пошел в лес, я достал сэндвич, который мне дала та женщина. Сначала я поделился ветчиной с Котом, а потом съел хлеб с сыром. Создатели «Последнего героя» правы: когда ты голоден, тебе что угодно покажется объедением. Это был лучший сэндвич в моей жизни, может быть, потому, что в нем был какой-то другой майонез — не такой, как у мамы.

В лесу мы с Котом и уснули — у корней старого дерева с расколотым стволом. Я хотел положить свою голову в этот раскол, как в шалаш, но там были муравьи, поэтому просто лег рядом. Кот спал, прижавшись к моему животу.

Здесь совсем другие звуки. Слышно животных и ветер. Ночь тоже совсем другая. Она темнее и живее. А еще вокруг полно запахов. Земля пахнет совсем не так, как в ящике для цветов.

Я замерз, но уснул без страха не проснуться.

К утру мои вещи отсырели, а бумага плохо переносит сырость. Я не мог оставаться в лесу, мне нужно было отправить одно письмо.

Сегодня машины проезжают по дороге, не останавливаясь и даже не замедляясь. Я по-прежнему поднимаю большой палец, а Кот скачет в зарослях неподалеку. Может быть, там есть мыши? Он возвращается ко мне, когда перед нами тормозит большой внедорожник. Мужчина за рулем перегнулся через пассажирское сиденье, чтобы высунуться в окно.

— Я еду в Куршевель[34], сядешь?

Я беру Кота на руки, прежде чем открыть дверцу. Как только мужчина видит Кота, он хмурит брови.

— У тебя нет переноски для твоей животины?

— Нет.

Уже не знаю, можно мне сесть в машину или нет. Мужчина колеблется, но машет рукой, чтобы я залезал.

— Если он хоть усами пошевелит, я его вышвырну, и тебя вместе с ним, понял?

— Понял.

Я сажусь на сиденье, Кот устраивается у меня на коленях, и машина трогается. Она шумит меньше, чем машина женщины, едет мягче, и мне в ней легче дышится.

— Тебе повезло, что я добрый, потому что мне так-то некогда было подбирать автостоперов. Позарез требовалось в Курш. Шесть бассейнов надо обслужить до вечера, шесть!

— Шесть!

— Ага, и не этих вот портативных, которые можно купить в «Перекрестке», если ты понимаешь, о чем я. Нормальных бассейнов. Проблема с богачами в том, что они не очень-то сговорчивы. Им дела нет до того, что твой работник сваливает без предупреждения.

— Без предупреждения.

— Но с молодняком всегда так… Все они тунеядцы.

— Все они тунеядцы.

Я рад, что так часто беседовал с санитаром в пансионате. Теперь я прекрасно могу поддержать разговор.

— А у тебя есть работа?

После вопроса нельзя повторять конец фразы, приходится придумывать ответ.

— Нет.

— В бассейнах разбираешься?

— Нет.