Луна за моей дверью

Женщина протягивает им пачку корреспонденции, поверх которой лежит большой, пухлый белый конверт, испещренный штемпелями.

— Если вы встретите его, то сможете передать ему конверт, так ведь? Это может быть важно.

Яро хватает всю стопку.

— Конечно. Мы отдадим ему, как только его увидим.

Женщина кивает и добавляет, прежде чем уйти:

— И браво! Чудесная пьеса! Это было грустно, но очень здорово!

Яро берет в руки конверт и прячет остальное под мышку. Он надрывает его сбоку, молча пробегает глазами и разочарованно вздыхает.

— Это не от него. Просто какое-то предложение о работе.

— «Просто»? — удивляется Жорж. — Космический центр хочет нанять Алистера? Это уже ого-го.

— Они говорят что-то о документе, который он им отправил.

— Стена, — произносит Дженни. — Он забрал все с собой.

— Но какой в этом смысл, если он так никогда и не получит от них ответа?

— Этот тип — гений, — говорит Сидони. — Если бы мы довели до ума Space Poop Challenge, его захотело бы нанять НАСА!

Четверо друзей погружаются в свои мысли, но потом Сидони встряхивается.

— Пойдем поедим? Лично я умираю с голоду!

Ночная прохлада застает их врасплох, когда они выходят из театра. Яро вытаскивает из своего рюкзака свитер и убирает туда бумажную кипу.

— У тебя что-то упало, — говорит Дженни, пока он застегивает рюкзак.

Яро подбирает с земли открытку. На ней какой-то нелепый коллаж из четырех туристических видов на фоне эдельвейса.

— Куршевель… Это еще что такое?

Он переворачивает открытку, читает, что на ней написано, и его глаза застилает пелена.

— Ты плачешь? Что там такое? — спрашивает Дженни, забирая открытку.

Она тоже читает, потом перечитывает — на этот раз вслух:

Привет, Яро, и Сидони, и Дженни, и Жорж.

Тут отличная погода и я купаюсь каждый день.

Кот тоже.

Целую.

Алистер

P. S. Я поцеловал девушку, и ты был прав, Яро, это нельзя описать словами.

Сидони засовывает ноготь в рот и в несколько укусов сгрызает его под ноль.

— Он оставил обратный адрес? — спрашивает она.

— Он оставил обратный адрес, — отвечает Яро.

Победный вопль привлекает к ним встревоженные взгляды прохожих, которые тут же смягчаются, когда за воплем следует дикий хохот. Бывают в жизни моменты, когда счастья так много, что оно не умещается в груди.

Пуск

Алистер

Я чувствую себя живым, и это приятно.

Не так приятно, как когда я заканчиваю чистить бассейн и на поверхности воды не остается ни листочков, ни даже насекомых. И не так приятно, как когда я включаю свой компьютер и спешу в Облако, чтобы посмотреть, какую задачку мне на этот раз подкинули мои коллеги из Космического центра. И даже не так, как когда я погружаюсь в мир чисел, символов и математики и вдруг замечаю неподалеку какую-нибудь новую тропку.

Нет, это еще лучше. Мне кажется, я счастлив. Они здесь — Яро и его Дженни, Сидони и ее Жорж, Дженни и ее Яро, Жорж и его Сидони. Они здесь, в большом зале галереи, где Азель выставляет свои работы и где так много посторонних людей собралось на ее вернисаж.

Все четверо толкаются локтями перед фотографией, на которой ветви старого дуба уходят в землю, а корни тянутся в небеса. Они смеются над кадром со стволами деревьев, уложенными друг на друга, остро заточенными с одного конца и выкрашенными в разные цвета, как набор гигантских карандашей. Одна только Сидони не участвует в их пикировке, она и с места почти не двигается, только отходит на несколько шагов назад.

Азель только что вошла в зал и смотрит на них, дожидаясь, когда они ее заметят. Теперь я довольно хорошо умею читать по ее лицу, чтобы понимать: ей нравится то, что она видит. Она видит людей, которые реагируют на ее искусство, слышит, как они фонтанируют идеями, глядя на произведения, которые она разместила в горах, на кромке поля, у камина. Она любит те искры, которые перепрыгивают с гигантских фотографий, вывешенных на стене, в маленькие головки тех, кто не остается к ним равнодушным. Искры, которых достаточно, чтобы разжечь целый фейерверк в нейронных сетях мозга.

Они успокаиваются, когда останавливаются перед моей любимой фотографией. На ней мужчина из сухого кустарника изображен на фоне зеленых лоз. Даже сидя он не меньше трех метров в высоту. Это гигант, но гигант хрупкий: по его согбенной спине видно, что он несет на своих плечах что-то очень тяжелое для него. Ему хочется помочь и снять с него этот невидимый груз, который вот-вот его сломает.

Мое сердце пересекает трещина, и по ней из самых глубин на поверхность поднимается раскаленная магма. Там, внизу, приходит в движение все то, что моя голова старательно держала под замком. Это и значит «любить»? Наверное. Тогда я понимаю, что такое любить, хотя до сих пор не знаю, как это происходит.

— Твоя подружка делает просто чумовые штуки! — восклицает Яро, присоединяясь ко мне. — Я в восторге! Купить, что ли, себе какой-нибудь кадр. В нашей студии как раз есть свободная стена.

— Надо будет попросить Азель сделать тебе скидку.