Луна за моей дверью

Дже оставляет нас и возвращается внутрь, а Лоик идет к мужчине, лежащему в шезлонге под перголой[36]. Он улыбается и протягивает ему руку, говоря громко, не скупясь на особую интонацию.

— Добрый вечер, господин Ривьера, не утруждайтесь, прошу вас, я бы никогда не позволил себе побеспокоить вас во время отдыха.

Мужчина, не вставая, достает из-под греющего его толстого мехового одеяла одну руку и с парой слов пожимает руку Лоику. Я подхожу, чтобы поздороваться, но вдруг забываю, что должен был сделать.

Это она. Я чувствую, как мое сердце пускается в счастливый галоп, а в ребра изнутри будто бьется тысяча копыт разом. Мне хочется пропеть теорему Фалеса и называть простые числа, пока не закружится голова. Яро был прав, в ютубе нельзя научиться всему.

Она стоит на краю террасы, под навесом, спиной ко мне и лицом к огромной паутине — не меньше шести метров в ширину. Подойдя ближе, я понимаю, что она сделала ее из скотча. Рядом стоит стремянка.

Я спрашиваю:

— Кто паук?

Она оборачивается.

Какая же она красавица! У нее суровое лицо, она не из тех, кто врет. У нее красные волосы, ее нос, брови, уши и уголок рта проколоты. Рваные штанины шорт, переделанных из старых джинсов, разной длины. Она стоит на полу босиком. А на улице прохладно.

Она тянет за края сразу несколько черных маек.

— А ты кто?

— Алистер.

Кот подходит и садится у ее ног. Кожа ее левой стопы кажется изрезанной, три длинных царапины оканчиваются пушистыми шариками одуванчиков. Взъерошенные головки их эгреток реют вокруг ее лодыжки. Кот выжидающе смотрит на них, но они не двигаются, — это татуировка. Под кожей девушки паутина и пушинки «львиных зубов», которые вот-вот разлетятся.

Она указывает подбородком на кота.

— А это кто?

— Это Кот.

Она не отвечает и поворачивается ко мне спиной. Она права, я задал неправильный вопрос. И тогда я задаю правильный.

— Это для ловли чего?

Она снова оборачивается и поднимает на меня глаза.

— Душ.

Я вздрагиваю, меня бросает то в жар, то в холод, но у меня нет выбора. Я должен сказать ей правду. Душам нужна свобода. Души не летают под перголой.

— Тогда стоит перенести паутину под деревья. Души не прилетят сюда, им будет слишком тесно.

Ее лицо принимает странное выражение: будто одна его половина улыбается мне и губами, и глазами, а вторая все еще смотрит на меня слегка насмешливо.

— Может, ты и прав. А вы с Котом мне поможете?

Конечно, я помогу ей! Я подхожу к стремянке, но тут Лоик оттаскивает меня за руку.

— Алистер, скройся с глаз. Мадемуазель Азель-Айя, прошу, извините нас, мы вас больше не побеспокоим.

Азель-Айя, ее зовут Азель-Айя. Так могли бы звать бабочку или какую-нибудь маленькую рыбку. Лоик тянет меня сильнее, он хочет, чтобы я отошел от нее. Почему он это делает? Я должен подняться на стремянку, должен перевесить паутину, мне нужно быть с ней.

— Оставьте их, оставьте, — говорит подошедший к нам господин Ривьера. — Моя дочь редко так приветлива с незнакомцами. Пусть он поможет ей, раз уж она его попросила.

Лоик разинул рот и вытаращил глаза, глядя на Мужчину с Большой буквы. На его лице застыли все признаки глубокого изумления.

— А как же бассейн?

— Не беспокойся, Лоик, я заплачу за сверхурочную работу.

Ответ господина Ривьеры производит мгновенный эффект. Лоик хлопает меня по плечу. Пытается подбодрить или поблагодарить — не имеет значения, мне все равно. Меня ждет она.

Я взбираюсь на стремянку и отцепляю первую нить паутины.

Яро

В большом театре к самому потолку взлетают аплодисменты, пока актеры труппы кланяются, взявшись за руки. Сидони и Жорж сияют. А Яро не хватает для полного счастья только Алистера, сидящего в зале рядом с Дженни.

С тех пор как он исчез, прошло уже несколько недель. Они успели обзвонить все больницы, полицейские участки, центры помощи бездомным всех городов и деревенек в радиусе трехсот километров — другими словами, всю Францию. Позади часы телефонных разговоров с нулевым результатом. Они расклеивали листовки, размещали его фото в социальных сетях, ехали на машине туда, куда им подсказывало сердце.

Алистер исчез. И каждый раз, когда Яро об этом думает, он чувствует себя таким беспомощным, что в его груди будто проворачивают нож. Ему остается только одно: забыть о нем.

Забыть и стараться не думать о плохом.

Они возвращаются за кулисы.

К группке, в которую сбились Жорж, Сидони, Яро и Дженни, подходит женщина. Они знают, что уже видели ее где-то, но не могут вспомнить где.

— Вы меня помните? — обращается она к ним. — Я дежурная из пансионата с медицинским обслуживанием.

— Да! — восклицает Яро. — Вы ассистентка Алена Делона.

Она радостно кивает.

— Что и говорить, мой шеф был бы от этого не в восторге, но когда я прочитала в газете, что вы играете в этой пьесе, я решила принести их сюда.

— Да кого «их»-то? — спрашивает Сидони.

— Почта, которая приходит на старый адрес, в сгоревший дом, перенаправляется к нам. Вот вся кипа, я выбросила рекламу, но тут есть одно весьма примечательное письмо. Из Космического центра.

— Вынужден признаться, я не понимаю, — говорит Жорж.

— Алистеру пришло письмо из Космического центра, — резюмирует Сидони.