Луна за моей дверью

— Завтрак с 6:45 до 7:00, потом приведение себя в порядок. Затем здесь убираются женщины со странными швабрами, которые непохожи на пароочиститель «Клин эксперт делюкс». В 11:30 обед, который начинается с приема лекарств. Омлета тут не бывает никогда, потому что у них нет сковородки, а яйца привозят в десятилитровых бидонах. Санитарки кладут лекарство мне на ладонь, чтобы я положил его в рот, а потом протягивают мне стакан воды и ждут, пока я проглочу. Но я наношу на ладонь клей, чтобы лекарство к ней приклеивалось. После обеда можно поспать или посмотреть телевизор, а иногда меня отводят к врачу. Врач качает головой, когда я говорю. В 15:00…

— Стоп! Плевать мне на это все, я спрашиваю, чем ТЫ занимаешься. Есть что-то, что тебе интересно?

— Я хотел бы писать на стенах, но на стенах писать запрещено.

— Они тебе прямо так и сказали?

— Да. Они сказали мне: «На стенах писать запрещено».

— Подожди меня тут, я скоро вернусь.

Она уходит в коридор босиком.

Вернувшись, Дженни приказывает:

— У тебя есть пульт от кровати? Давай, опускай ее.

Я выполняю то, что она сказала, и она высыпает на кровать все, что держала в руках: листы бумаги и катушки пластыря.

Потом Дженни берет инициативу в свои руки. Она говорит мне, что делать. Мы пододвигаем кровать к стене и поднимаем ее, как строительные леса. Когда мы встаем на нее, то можем достать до самого потолка. Я креплю бумажные листы к стене с помощью пластыря. Она делает то же самое снизу.

Когда мы заканчиваем, Дженни заставляет меня сделать несколько шагов назад. Вся стена покрыта белыми листами.

— Ты только посмотри, у нас явно талант!

Она поднимает руку, и я бью по ней, но не слишком сильно, как меня учил Яро.

Я беру валяющуюся на тумбочке ручку санитарки и, стоя лицом к стене, приступаю к делу. Очень быстро я перестаю замечать все остальное. Математика для меня — как резец для скульптора, я выцарапываю, скоблю, убираю лишнее. В моей голове выстраиваются линии, я их проговариваю, и понемногу проступает контур того, к чему я стремлюсь. Скоро я смогу сделать из этого картину.

2

Яро

Прошло вот уже порядка четырех часов с тех пор, как они покинули пансионат, а Алистер пропустил мимо ушей их прощание.

Усевшись вместе с остальными в пиццерии на берегу озера, Яро почувствовал, как Дженни взяла его за руку. Он знает, что должен поговорить с ней, и понятия не имеет, что она думает о его молчании. Вот бы ему еще удалось заткнуть голос совести.

Вместо этого он сжимает ее руку. Если он обязан своей удачей всем тем кошмарам, которые он пережил, значит, оно того стоило. Эта девушка — жемчужина, каких не найдешь, ныряя на дно океана. Теперь он даже не подозревает, как жил до встречи с ней.

Слова вырываются у него резко, без предупреждения:

— Мы должны вытащить его оттуда. У нас нет выбора.

— Ты же знаешь, что нам сказала заведующая, — говорит Сидони. — То, что он немного несчастен, — это нормально, ему нужно погоревать о своей прежней жизни, о своей матери, лекарства ему помогут, но нужно время.

— Время на что? На то, чтобы впасть в депрессию? Раньше у него, по крайней мере, была мечта. О ней он тоже должен горевать? Ты слышала, чтобы он говорил о Луне? Нет, он ничего такого не говорил, даже не упоминал о ней. Жизнь без мечты — это не жизнь.

За столом повисает пауза, которая с каждой секундой становится все более тягостной. Наконец ее прерывает Яро, не осмеливающийся поднять глаза на остальных.

— Это все из-за меня.

— Ну хватит, ты прекрасно знаешь, что это не так, — говорит Сидони.

— Нет. Слава, документы, работа, лицей, жилье — все это должно было достаться Алистеру. Это он настоящий герой. Во время пожара я встретил его на втором этаже с ребенком на руках. Это он его спас, а не я.

— Хватит говорить глупости! — отвечает Дженни.

— Но это правда. Наверное, ты даже не влюбилась бы в меня, не будь я героем.

Дженни берет Яро за подбородок и заставляет посмотреть ей прямо в глаза.

— Почему ты вошел в горящее здание?

— Из-за Алистера. Он вполне мог сидеть в гостиной и ждать, пока пожар не закончится.

— Значит, ты вошел в горящее здание, собираясь подняться в квартиру на пятом этаже и спуститься с ним?

— Да.

— Чтобы спасти ему жизнь, я правильно понимаю?

Она не дает ему ответить и продолжает:

— Люди, которые рискуют своей жизнью, чтобы спасти кого-то, — герои. Всем плевать, кого ты хотел спасти. Ты герой, хочешь ты этого или нет. Но мне плевать на героев. Ты видел мою татуировку?

— А она тут при чем?

— Я набила себе не космического рейнджера Базза Лайтера и не шерифа Вуди[33], а Спиральку, собаку-пружинку. Героем может стать каждый, даже если этого не ожидаешь. Ты стал героем задолго до пожара.

Она наклонилась, чтобы соприкоснуться с ним лбами.

— Не хочешь поцеловать героя? — спрашивает Яро с легкой улыбкой.

— Нет, мне больше нравятся прекрасные принцы.

И она медленно, чувственно накрывает его губы своими.

Вау! У него аж мурашки бегут по коже! Если бы к его телу был подключен электрический кабель, пробки в кафе наверняка выбило бы.