Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Но тут у меня перехватило в горле, я поперхнулась и закашлялась.

Чарльз покачал головой с видом крайнего раздражения, потом обернулся к мальчику, стоявшему рядом с ним. Черный козел не отставал от мальчика ни на шаг. Я совсем забыла про нашего невольного слушателя. Я почему-то принимала его во внимание не более чем стадо коз или камни, среди которых он, видимо, умел по желанию растворяться.

Наблюдая за жестикуляцией мальчика, подкрепляемой взмахами указующей палки, я догадалась, о чем расспрашивает его Чарльз.

Наконец кузен снова обернулся ко мне и возвысил голос:

– Он говорил, я могу переправиться выше по реке.

– Мне он сказал, что переправы нет нигде.

– Я еще кое на что способен, что не под силу тебе, – ответствовал Чарльз. – Все равно… без толку… стоять тут и сплетничать о тетушке Гарриет над ревущим потоком двадцати футов в ширину. – Он указал на дворец, скрытый от меня за вершиной утеса. – Вон там, под скалой… Черт, какой грохот… А нам есть о чем поговорить. Ахмад говорит, выше по течению можно перебраться. Сможешь дойти по своему берегу?

– Попробую.

Я зашагала вдоль ручья вверх по течению. Тропинки не было, вода подступала к самому подножию утеса, поэтому идти было трудно. Дело осложнялось густой порослью колючих кустарников и невысоких деревьев. Пробираясь сквозь кусты и камни, я не думала ни о чем другом, кроме как удержаться на ногах, и поэтому вскоре потеряла Чарльза и его проводника из виду.

На этом участке Нахр-эль-Сальк протекает по большей части в узкой лощине, густо поросшей деревьями, к тому же земля вокруг изрыта расселинами и усыпана камнями. Поэтому, направляясь к истокам, я не могла все время держаться возле воды, не удаляясь в сторону от бурного русла. Пару раз я заметила Чарльза и мальчика на противоположном берегу, потом они скрылись из виду, следуя, очевидно, прихотливым изгибам козьей тропы, ведущей через заросли.

С полмили я карабкалась по склонам лощины, а затем обнаружила, что далее поток описывает излучину, ныряя в еще более узкое ущелье, где вода каскадом бурлящих порогов низвергается из одного омута в другой.

Река здесь была глубокая и узкая, течение – очень быстрое. На противоположном берегу появились Чарльз с мальчиком, – очевидно, тропинка вывела их на обрывистый склон прямо над стремниной. Однако, хотя поток в этом месте сужался и из воды повсюду торчали камни, переправиться по-прежнему было негде. Чем больше сужалось ущелье, тем стремительнее становился поток и тем громче он грохотал, поэтому нам оставалось только переговариваться на языке жестов.

Взмахом руки, достойным первопроходца, мальчик упорно указывал вверх по течению реки. Чарльз развел руками и ободрительно поднял большой палец. Разделенные гремящим бело-пенным потоком, мы зашагали дальше.

Спустя, наверное, долгую милю изнурительного пути русло реки, вскарабкавшись на еще один порог и описав последнюю крутую излучину, вспрыгнуло, образно выражаясь, на скалу.

Поток бил прямо из середины утеса. Источник, питавший реку Нахр-эль-Сальк, казался уменьшенным подобием истока реки Адонис. Струя воды вырывалась на солнечный свет из темной расщелины в совершенно сухом склоне утеса, перегораживавшего ущелье. Но этот источник был гораздо меньше, не так потрясал воображение и таил в себе куда меньше загадочности. Тугая струя зеленоватой ледяной воды вырывалась из скалы и с ревом, который эхо усиливало в десятки раз, низвергалась в бурлящий водоем и обрушивалась оттуда вниз, прямо в усеянную белыми валунами тесную стремнину. Над водопадом покачивались чахлые кустики с мокрыми от брызг зелеными листьями. Легкий ветерок, поднятый падением воды, шевелил поникшие ветки. Яркое солнце заливало отвесную поверхность утеса, и водяные струи в его лучах вспыхивали мириадами бриллиантов. Но внизу, там, где мы стояли, ущелье было погружено в тень, и влажный ветер с водопада пробирал до костей.

Я разочарованно озиралась по сторонам. Если у брода разговаривать было трудно, в узком ущелье – еще труднее, то здесь общение казалось просто невозможным.

Ущелье наполнял громовой рев воды, усиленный в тысячи раз раскатистым эхом, и, хотя нас с Чарльзом разделяло от силы футов восемь-девять, мы не могли разобрать ни слова. Мало того, я по-прежнему не видела, где тут можно переправиться. Перебираться через поток в этом месте было самоубийственной затеей, а выше водопада нависала вся в трещинах, залитая солнцем скала, громадная, как собор. Но мальчик показывал прямо на скалу, и я с тревогой заметила, что Чарльз направляется к ней. Наверное, мой протестующий вопль достиг его ушей, а может быть, он заметил, как отчаянно я машу руками, но только он остановился, кивнул мне и еще раз вскинул большой палец, а потом довольно уверенно снова направился к скале. Тут я вспомнила, что одним из излюбленных развлечений моего кузена, на которые он (по словам моего отца) почем зря тратил время в Европе, было скалолазание. Я успокоилась. Оставалось только надеяться, что, как обычно (по словам моей матери), потраченное время пошло Чарльзу на пользу.