Львы Аль-Рассана

Альмалик Первый управлял Картадой в качестве наместника халифов Силвенеса в течение трех лет, потом пятнадцать лет был верховным правителем. Долгий срок пребывания у власти на неспокойном полуострове. Придворные помоложе даже не могли вспомнить то время, когда правил кто-то другой, и, уж конечно, никогда не было иного короля в гордой Картаде.

Теперь он появился, и преобладало мнение, что сын начинает хорошо. Предусмотрительный там, где это необходимо, – в вопросах обороны и в сведении к минимуму нарушений в гражданских службах и при дворе. Щедрый там, где могущественному монарху положено быть щедрым, милостивый к художникам и к тем придворным, которые шли ради него на риск в те дни, когда его право на престол было… мягко выражаясь, сомнительным. Пусть Альмалик Второй был еще молод, но он вырос при умном, циничном дворе и, казалось, усвоил его уроки. И у него был исключительно тонкого ума наставник, как отмечали некоторые придворные, но об этом говорили тихо и только в компании друзей.

Новый правитель вовсе не был слабым человеком, каким показался сначала. Тик над глазом – наследство Дня Крепостного Рва – остался, но лишь как свидетельство настроения правителя, полезная подсказка для осторожного придворного. Без сомнения, этот правитель не проявлял никаких признаков нерешительности.

Со многими из наиболее откровенно продажных чиновников уже разобрались: с теми, кто считал, будто давние отношения с покойным правителем позволяют им забыть о добродетели, и оказался замешанным в различных налоговых нарушениях. Кое-кто из них был связан с монополией на красители – основное богатство Картады. В долине к югу от города обитали жуки кермас, питающиеся белыми цветами илликсии, а затем дающие красную краску, которую Картада поставляла всему миру. На контроле этой торговли можно было сделать состояние, а где замешаны большие деньги, как гласит старая пословица, там возникает желание получить еще больше.

Такие люди имелись при каждом дворе. Это было одной из причин, по которым люди вообще стремились ко двору. Но, разумеется, этому сопутствовали риски.

Попавшихся чиновников, которые еще не были кастратами, кастрировали перед казнью. Их тела повесили на городских стенах, с мертвыми собаками по обе стороны. Придворных-кастратов, которым следовало бы быть умнее, бичевали, а затем, содрав с них кожу, привязывали на расчищенном участке у Врат Силвенеса. Для огненных муравьев было слишком холодно, но дикие звери зимой всегда голодны.

Были назначены новые чиновники из подходящих семей. Они дали все необходимые клятвы. Некоторые поэты и певцы разъехались по соседним дворам, их место заняли другие. Все это составляло нормальный ход событий. Артист может надоесть, а новому правителю было необходимо во многих областях проявить свой собственный вкус.

В гареме, так долго подчинявшемся Забире, фаворитке покойного правителя, начался, как и следовало ожидать, бурный период. Женщины яростно боролись за право занять свое место подле юного короля. Ставки были очень высоки. Все знали, как начинала Забира и как необычайно высоко она поднялась. В ход шли кинжалы, была даже одна попытка отравления, прежде чем управляющим гарема и евнухам удалось навести некое подобие порядка.

Одной из причин такой неразберихи было то, что о пристрастиях нового правителя почти ничего не знали, несмотря на самые разные сплетни и догадки, особенно относительно впавшего в немилость Аммара ибн Хайрана из Альджейса, бывшего воспитателя и наставника правителя. Но вскоре после воцарения Альмалика Второго рассказы некоторых наиболее болтливых надсмотрщиков гарема опровергли самые скандальные из этих слухов.

По их словам, женщины были очень заняты. Молодой правитель имел совершенно обычную ориентацию в делах любовных и такой аппетит, который – в соответствии с древнейшими предсказаниями о правителях ашаритских земель – предрекал ему могущество и в иных делах.

Предзнаменования сулили удачу и во многих других отношениях. Фезана была усмирена довольно жестоким образом, об этом всегда будут помнить. Силвенес все больше приходил в упадок: лишь сломленные, отчаявшиеся люди все еще жили возле печальных руин Аль-Фонтины или в них самих. Элвира на побережье как будто проявила некоторые признаки нежелательной самостоятельности после смерти Альмалика Первого, но эти искры были быстро погашены новым каидом войска, который совершил показательный поход на юг с отрядом мувардийцев перед самым наступлением зимы.

Старый каид, разумеется, был мертв. Жестом милосердия, который оценили все, стало дарованное ему право покончить с собой вместо того, чтобы быть публично казненным. Эта смерть тоже была нормальным явлением: считалось неразумным, если новый монарх оставлял прежних военачальников у власти или даже просто в живых. Тем, кто соглашался принять должность главнокомандующего войсками Аль-Рассана, приходилось идти на такой риск.