Львы Аль-Рассана

– Уже поздно, Джеана, – сказал человек, который, кажется, все же нашел ее этой ночью. – Возможно, даже слишком поздно, но не пройтись ли нам немного вместе, тебе и мне?

– Как ты меня узнал? – спросила она, не отвечая на вопрос, не задавая более трудного вопроса, которого он ждал. Еще рано. Еще слишком рано. Ее сердце стучало так громко. Она ощущала его биение, как барабанную дробь в темноте.

– Я думаю, – очень медленно произнес Аммар ибн Хайран из Альджейса, – что я узнаю тебя даже в совершенно темной комнате. Думаю, я узнал бы тебя где угодно, если бы ты оказалась рядом. – Он помолчал. – Тебе достаточно этого ответа, Джеана? Или его слишком много? Скажи.

Она впервые за все время их знакомства услышала в его голосе неуверенность. И от этого больше, чем от чего-либо другого, задрожала.

– Почему слишком поздно? – спросила она. – Голубая луна еще высоко. Ночь еще не закончилась.

Он покачал головой. И не ответил. Она услышала за спиной смех и аплодисменты. Жонглеры показали что-то новенькое.

Ибн Хайран сказал:

– Дорогая моя, в свое время я был не только оленем на карнавале.

Она поняла. Несмотря на все его остроумие, насмешку и иронию, он всегда был великодушен и отдавал должное ее уму. Она честно ответила:

– Я это знаю, конечно. И отчасти именно поэтому боюсь.

– Это я и имел в виду, – просто сказал он.

Все эти истории. Все эти годы, совсем юной девушкой, она слушала, помимо своей воли, сплетни у колодца Фезаны или на речной отмели, где женщины стирали одежду. А потом, уже став женщиной, когда вернулась домой после учебы в других краях, она снова слушала те же истории. Новые имена, новые варианты, но человек все тот же. Ибн Хайран из Альджейса. Из Картады.

Джеана посмотрела на мужчину в маске льва и ощутила тяжесть и боль в том месте, где сильно билось ее сердце.

Он убил последнего халифа Аль-Рассана.

Она почти не видела его глаз под маской, в неверном свете окружающих факелов. Если бы он снял маску и если бы свет был ярче, они оказались бы синими. Она осознала, что он ждет, когда она заговорит.

– Мне следует бояться? – наконец спросила она.

И он серьезно ответил:

– Не больше, чем сейчас боюсь я, Джеана.

Именно это ей надо было услышать. Именно это было ей необходимо, и Джеана, все еще удивляясь, не веря себе, взяла его руку в свои и сказала:

– Идем гулять.

– Куда ты хотела бы пойти? – спросил он осторожно, приноравливая свои шаги к ее походке.

– Туда, где мы будем одни, – ровным голосом ответила она, крепко держа его за руку. Она наконец возвращалась домой, туда, где ждало ее сердце с того летнего дня в Фезане. Туда, где мы сможем отложить в сторону сову и льва, какими бы совершенными они ни были, и стать самими собой.

– Какими бы несовершенными мы ни были? – спросил он.

– Как же иначе? – ответила она, с удивлением обнаружив, что сердце ее перестало стремительно биться в тот момент, когда она взяла его за руку. Неожиданно ей пришла в голову одна мысль. Она заколебалась, а потом, будучи такой, какая она есть, спросила:

– Ты был со мной недавно, когда я стояла возле казармы?

Он на мгновение замешкался с ответом. Потом сказал:

– Умнейшая из женщин, ты делаешь честь своим отцу и матери каждым произнесенным словом. Да, я был там. Я еще перед этим решил, что не могу подойти к тебе сегодня, прежде чем ты сама сделаешь выбор.

Она покачала головой и крепче сжала его руку. Мелькнула ниточка страха: она вполне могла подняться по той лестнице.

– Это не был выбор, о котором ты, возможно, подумал. Это был вопрос – прятаться или нет.

– Я знаю, – ответил он. – Прости меня, дорогая, но я это знаю.

Он тоже ответил честно, рискуя задеть ее гордость. Но она все равно простила его, потому что теперь, в эту ночь масок, игра в прятки закончилась, и ничего страшного не было в том, что он ее понял. Он подошел первым. Он ее нашел.

Они пришли к дому, который он снимал. Он стоял ближе к дворцу, чем тот, в котором жили они с Веласом. Аммар открыл дверь с улицы своим ключом: управляющего и слуг отпустили на эту ночь развлекаться. Они вошли в дом.

Стоящий на улице за их спинами человек увидел, как за ними захлопнулась дверь. Он шел следом за Джеаной, и он знал, кто этот лев. Он заколебался, потом решил, что теперь ее можно оставить. Он устал и совсем не был уверен, что хочет вкусить обещанных карнавалом удовольствий.

Зири вернулся в казарму, перекинулся парой слов с часовым у входа, потом прошел в спальню и лег в постель. И почти сразу же уснул, один в пустой комнате. Все остальные еще были на улицах.

В доме Аммара ибн Хайрана слуги оставили гореть два факела, которые освещали прихожую, и свечи в настенных светильниках. Прежде чем подняться наверх, они сняли маски и отложили их в сторону, и Джеана увидела его глаза при этих ярких огнях.

На этот раз он сам шагнул к ней, и на этот раз, когда они поцеловались, все было иначе – совсем иначе, – нежели в кабинете ее отца, у открытого окна, прошлым летом.

И поэтому она почувствовала, что ее сердце, которое успокоилось и замедлило удары, пока они шли сюда, опять забилось неровно, и ее снова охватила дрожь.