Его окружало слишком много соблазнов, улицы Рагозы сейчас вибрировали от безудержного разврата. Альвар обнаружил, что весь горит от желания и от какого-то более сложного чувства.
Он бродил один, вдали от дома, в чужом краю, ночью, среди животных и птиц, и сказочных существ, которых никогда не существовало на свете. Он шел по улицам мимо прилавков с едой и торговцев вином, мимо музыкантов, играющих при оранжево-янтарном пламени свечей и факелов, под голубой луной и звездами, с винной флягой у бедра, и ему хотелось утешения, хотелось встретить человека, с которым можно разделить все то, что преподносит мужчинам и женщинам этот сложный, непостоянный мир.
Но нашел он нечто совсем иное.
А именно поводок.
Он скользнул по его маске орла и обвился вокруг шеи, когда Альвар стоял и смотрел на танцоров на площади неподалеку от казармы. Танцоры крепко обнимали друг друга, и женщин поднимали и раскачивали так, как ему никогда прежде не доводилось видеть. Он попытался представить себя в этом танце, потом отбросил эту мысль. Это не для сына солдата с фермы на севере Вальедо.
Именно в этот момент на него сзади накинули поводок и затянули его на горле. Альвар быстро обернулся. Пронесенный мимо факел на мгновение лишил его способности видеть, но потом зрение вернулось к нему.
– Мне придется решить, как сильно я оскорблена, – сказала стройная лесная кошка, которую он встретил на улице вчера утром. – Ты должен был найти меня, вальедец. А ты…
На ней было ожерелье, продававшееся вместе с маской, и множество других украшений. Но совсем мало одежды, словно в компенсацию. Наряд плотно облегал ее тело. Голос под маской необычайно напоминал мурлыканье кошки.
– Я искал! – выпалил Альвар и залился румянцем под своей маской.
– Хорошо, – промурлыкала она. – Это несколько оправдывает тебя. Но не совсем, учти. Не мне следовало стать охотницей сегодня ночью.
– Как ты меня узнала? – спросил он, пытаясь овладеть собой.
Он услышал ее смех.
– Мужчину твоего сложения в ашаритской обуви? Это было несложно, мой солдат-северянин. – Она помолчала, слегка подергала за золотой поводок. – Теперь ты мой, понимаешь? И будешь делать то, что я захочу.
Альвар почувствовал, что у него пересохло во рту. Он не ответил. Да это и не требовалось. Он увидел ее улыбку под маской. Она зашагала вперед, и он пошел за ней туда, куда она его вела.
В каком-то смысле это было совсем недалеко: прямо за углом – особняк, выходящий фасадом на ту же широкую площадь, что и их казармы, неподалеку от дворца. Это был элегантно обставленный дом. Слуги, одетые в черное, в масках небольших лесных зверей, молча смотрели, пока они шли мимо них.
В другом смысле то, что случилось потом, когда они пришли в комнату, куда она его привела, с балконом, выходящим на площадь, с огромным камином и широкой кроватью под балдахином, стало одним из самых дальних путешествий в жизни Альвара.
Джеана снова осталась одна. Она покинула четверых коричневых кроликов у воды, не очень охотно, потому что они были забавны. Но она не склонна была отвечать на их явные попытки установить с ней более близкие отношения и в какой-то момент просто ускользнула с рыбацкой лодки, на которой они находились, быстро прошла на пирс и нырнула в толпу.
Она все еще держала в руках флягу с вином, которую оставил ей олень, но пить перестала. Теперь в голове у нее прояснилось, и это ее почти встревожило. Она обнаружила, идя по улицам поздно ночью, что на карнавале, несмотря на обилие масок, все равно трудно спрятаться от самой себя.
В какой-то момент она мельком увидела Хусари в его живописной маске. Торговец шелком танцевал в группе людей. Точнее, он находился в центре круга и выделывал аккуратные коленца, а смеющаяся толпа ему аплодировала. Джеана остановилась неподалеку, улыбаясь под своей маской совы, и увидела, как женщина под маской лисицы вышла из круга, приблизилась к павлину и обвила руками его шею, стараясь не помять перья. Они начали грациозно двигаться вместе.
Джеана еще несколько секунд наблюдала за ними, потом пошла дальше.
Могло показаться, что она бредет без цели, увлекаемая круговертью толпы, мимо балаганов и торговцев съестным, останавливаясь у окон таверн, чтобы послушать несущуюся оттуда музыку, или присаживаясь ненадолго на каменные скамьи у больших домов и наблюдая, как мимо течет людской поток, подобно большой реке в ночи.
Однако это было не так. У ее перемещений все-таки была определенная цель. Джеана не лукавила перед самой собой ни сегодня, ни в другие ночи и знала, куда направлены ее шаги, какими бы неспешными они ни были и какими бы извилистыми путями ни вели ее по городу. Она не могла бы утверждать, что радуется этому и что у нее легко на душе, но сердце ее билось все быстрее, и как врач она могла по крайней мере без труда поставить диагноз.