— Вы пользуетесь тем, что я попал в тяжелое положение! — Барон кривит рот. — Вы вынуждаете меня распродавать за бесценок мое имущество.
— Нет, синьор, не надо лукавить. Я попросил неделю, чтобы оценить ваши гарантии, и правильно сделал. Выяснилось, что оборудование фабрики находится в жалком состоянии. Тогда я пошел вам навстречу и согласился приобрести вашу долю тоннары. В ответ вы попросили меня заплатить наличными, чтобы закрыть рот кредиторам. Вы их получили. А теперь смеете меня упрекать, что я не оставил вам выбора?
— В вас нет дворянской крови, сразу видно! Вы ничтожный заносчивый тип, — в голосе появляются визгливые ноты. —
Винченцо, взявший было гусиное перо, чтобы подписать договор, замирает. Не важно, что прошло уже много лет или что вместо сицилийского звучит французский. Это оскорбление все еще обжигает, и так будет всегда.
— Можете отказаться от сделки, если желаете, — говорит он холодно.
В комнате повисает тяжелая тишина, нарушаемая лишь жужжанием мухи. Капля чернил падает на лист бумаги.
Всем известно, и нотариусу Тамайо в том числе: барон разорен. Все также знают, что он гордец, каких мало.
— Вам слово, синьор барон, — вмешивается тогда нотариус, чтобы продолжить процедуру. — Что вы решите?
Напряжение сильное. Барон, вероятно, раздумывает, сможет ли он еще немного продержаться, продав последние украшения жены или уступив свою долю тоннары монахам из Сан-Мартино-делле-Скале, которые уже владеют частью предприятия. Но он отлично знает, что монахи за грош удавятся, а драгоценности жены оценят немногим больше, чем залежалый товар. Он сдерживает слезы унижения.
— Подписывайте же, ради Бога, — шипит он. — Подписывайте и исчезайте из моей жизни.
Винченцо ставит подпись одним росчерком под чернильным пятном… Уступая место Иньяцио Мессине и помощнику барона, чтобы те завершили бюрократическую процедуру, отходит в сторону; скрещенные руки на груди, нахмуренные брови придают ему вид хищника.
Сделка завершена, к Винченцо подходит Мессина.
— Я мог бы и сам с вашей доверенностью. Не пришлось бы присутствовать при этой сцене.
Но Винченцо вперился взглядом в Наска ди Монтемаджоре.
— Может, в следующий раз. Не сегодня.
Протягивает руку.
— Дайте мне сумку.
— Но…
Его взгляд непреклонен.
Винченцо подходит к барону, понуро сидящему на стуле, бросает сумку ему на колени. Барон не успевает поймать ее, и монеты падают на пол, катятся по ковру.
Винченцо Флорио выходит из комнаты, а барон Наска ди Монтемаджоре, ползая на коленях, собирает деньги с пола.
— Осторожно, аккуратнее… Святая Мадонна, да что вы делаете, не можете бережно относиться к чужим вещам?
Джузеппина нервничает, пытается руководить носильщиками в коридоре нового дома.
Большой одноэтажный особняк. Тоже на виа Матерассаи, но под номером 53.
Винченцо купил его у соседа по магазину, Джузеппе Калабрезе. Точнее, речь шла о долговом обязательстве, которое Калабрезе не успел добросовестно исполнить в срок. Но деньги счет любят, так что совесть тут ни при чем.
В действительности, здесь было две квартиры, которые он соединил, снеся несколько стен. С крыши открывается вид на бухту Кала до самого горизонта, а с другой стороны — на город и горы. И поскольку ему нравится панорама, он пристроит небольшую террасу, где будет проводить летние дни.
Джузеппина от усталости опустилась на стул и только и может что распоряжаться, куда ставить мебель. Наведением порядка займутся горничные.
На пороге появляется Винченцо.
— Ну что, мама, вам нравится?
— Еще бы. Такой просторный… Столько света!
Мысль украдкой возвращается к домишку на площади Сан-Джакомо, потом к другому, уже на виа Матерассаи, где умер Иньяцио, — арендованное жилье, что годится для скромных тружеников.
— Красивый, — кивает Джузеппина и обводит глазами дом. Сын отремонтировал его. Заменил оконные рамы, заново заказал расписать стены и потолки изображениями цветов и голубого неба. В доме даже есть водопровод и помещение для экипажей.
— Конечно, здешний воздух не то, что в Баньяре, но…
— Опять? — сын закатывает глаза. — И как вам не надоело постоянно твердить об этом городишке! Вот наш дом. Хватит вспоминать наемное жилье и лачуги в Калабрии. Отныне и впредь мы живем здесь.
И Джузеппина в который раз вынуждена покориться. У нее никогда не было права выбирать, где она хочет жить.
Мало того, когда она спросила, могут ли они позволить себе такую роскошную квартиру, Винченцо, подняв голову от бумаг, посмотрел на нее с плохо скрываемым раздражением.
— С каких пор вы считаете деньги в моем кармане, мама? — спросил он. — Конечно, можем. Мы больше не
Рабочий зовет Винченцо, и он уходит.
Джузеппина встает со стула, смотрит в окно: ей видна почти вся виа Матерассаи и кусочек площади Сан-Джакомо.