Львы Сицилии. Сага о Флорио

Лицо осунулось, темные круги под глазами — подарок бессонных ночей.

Она стягивает ночную рубашку. Стоит обнаженная. Дрожит, но не от холода.

Фигура изменилась.

* * *

Тем же утром в доме номер 53 на виа Матерассаи горничные открывают окна. Прохладный воздух и утренний свет врываются в столовую.

В брюках и расстегнутой рубашке Винченцо за простым завтраком бегло просматривает документы совета Торговой палаты, членом которой он является. Лоб, обычно нахмуренный, сейчас гладкий.

Запах Джулии все еще с ним.

В тот момент, когда он встает из-за стола, в комнату входит Джузеппина со словами:

— Нам нужно поговорить.

Он хватает печенье трикотто и, хрустя им, направляется к двери.

— Нет времени.

— И все же постой. Ты знаешь, что я иду к монахиням из монастыря Санта-Катерина? Они хотят познакомить меня еще с одной девушкой, сестрой одной из послушниц. Говорят, очень хорошенькая девочка. И я не знаю, что мне делать. Пойти сказать им, что у моего сына есть содержанка?

— Узнайте, что хотят ее родственники, и сообщите потом мне!

Мать преграждает ему путь.

— Ты опять ночь провел с этой!

Винченцо запускает руку в волосы, призывая всех святых, чтобы они помогли ему сдержаться и не вступать в очередную перебранку с матерью.

— Не ваше дело.

— Нет, мое. Пока ты живешь под этой крышей, это и мое дело. Говорю тебе, ты должен забыть ее! А если — не дай Бог! — она родит ребенка? А? С ублюдком-то ты будешь никому не нужен, нечего и думать о девушках из благородных семей!

— Мама… — Он вздыхает. Успокойся, говорит сам себе. — Я мужчина, а не монах. И это, прежде всего, мой дом.

— Ты меня этим попрекаешь? Вспомни, что ты наделал!

Нет, никакие святые не помогут избежать ссоры, которую Джузеппина собралась затеять.

— Опять эта история с Баньярой? Когда уже вы прекратите?

— Никогда! Ты не должен был так поступать: это мой дом, а ты продал его, не сказав мне ни слова! — Голос Джузеппины, в котором звучит обида, преследует его по коридору и в спальне. — Ты и твой отец отняли все, что у меня было. И я еще должна терпеть, что ты спишь с этой своей миланской потаскухой?!

От этой фразы Винченцо замирает на месте.

— Прекратите сейчас же, — шипит он. Глаза — две щелки. Сорванная с тела рубашка летит на кровать.

— Ну уж нет, я не буду молчать! Ты не знаешь, как это ужасно — приходить на службу в Сан-Джакомо и чувствовать, что на тебя все смотрят!

Винченцо раздевается догола.

— Какое мне дело, что думают люди?!

— Ты что делаешь? Срам какой! У своей бесстыжей научился? — Джузеппина отворачивается, краснеет.

— Вы меня родили. Чего стесняться?

Мать слышит плеск воды в тазу, которым пользовался еще Иньяцио.

— Если бы твой дядя был жив, ты бы так не поступил. Завести содержанку на глазах у всех… Это же грех смертный!

Шум воды прекращается. Винченцо берет свежую рубашку. Продевая жемчужные пуговицы в петли, отвечает, не глядя на нее:

— Это будет последний из грехов, с которым я предстану перед Богом. Хорошо, если вас это так беспокоит, найдите мне жену, и я буду спать дома с ней. Берет сюртук, надевает его, резкие движения выдают нервозность. — Но знайте: женатый или нет, я не откажусь от Джулии. Никогда.

* * *

Почти ночь, когда Винченцо входит во двор на виа Дзекка-Реджа. Бросает взгляд на окна квартиры Порталупи и идет в мезонин. Туда, где, по словам матери, Винченцо и Джулия совершают «грех смертный».

Бредни старух и священников.

Как минимум половина мужчин, которых он знает, имеют любовниц, если не еще одну семью, помимо официальной, — Бен Ингэм, например, который относится к сыновьями графини Спадафора, как к своим собственным. Но редко когда любовная связь по расчету превращается в историю любви.

Он не задерживается на этой мысли. Не хочет.

Звонит. Никто не отзывается. Открывает дверь своим ключом, снимает сюртук, проходит в гостиную.

Ее нет. Возможно, ушла к родителям.

После ссоры с ними из-за того, что она решила открыто жить как его содержанка, Джулия долго испытывала чувство вины. Только недавно она снова начала навещать родных. Ее отец, как прагматичный человек, быстро простил ее. Мать — нет, продолжает попрекать, заставляя мучиться угрызениями совести.

Винченцо наливает себе лимонад из графина. Поработает немного до ее возвращения.

Он не замечает времени, пока пламя свечи не начинает колыхаться от дуновения вечернего ветерка.

Встает, вглядывается в окна дома Порталупи. Различает тень, потом другую: кажется, это Джованни и Джулия. Они спорят.

Спустя какое-то время Джулия выходит, пересекает двор, опустив голову. Он открывает ей дверь, волнуясь сильнее, чем мог бы себе в этом признаться.

Джулия стоит перед ним на пороге. Такая бледная, словно вылеплена из алебастра. Она молча проводит ладонью по его лицу. Видно, что она чем-то сильно огорчена.

Целует его.

— Но что… — бормочет он.

Она прикладывает палец к его губам, запрещая ему спрашивать.

— Пойдем со мной.

Берет его за руку, и он идет за ней в спальню, зачарованный тихой просьбой.

* * *

Первые лучи солнца будят его.