— А я считаю, что ты — расчетливый сводник. Ты думал, что, подсунув ее мне, станешь привилегированным покупателем моих товаров, разве не так? Не будь ребенком. Сколько раз ты оставлял нас наедине? Сколько раз отворачивался в другую сторону? Джулия могла не заметить твоих уловок, но не я. И если я сделал ее своей любовницей, то только потому, что мне нужна была она, а не ваши деньги.
— Ты позволил, чтобы…
От горького тона отца у Джулии все внутри сжимается.
И снова Винченцо спокойно продолжает:
— Подумайте, синьор Порталупи: не знаю, с вашего ли согласия или без, меня это мало интересует, но ваш сын часто оставлял меня наедине с Джулией. Он всегда находил способ посадить меня рядом с ней, хотя я его об этом никогда не просил. Знаете, как здесь говорят? Не подкладывай к огню соломы, так и не сгорит.
Стул падает на пол.
Джулия отступает на шаг.
Джованни кричит:
— Хватит! Не важно, как все произошло. Сейчас ты должен защитить ее честное имя!
Джулия не верит, что брат искренне переживает за нее. Скорее всего, он просто чувствует себя униженным и злится на Винченцо, который разоблачил его постыдный умысел перед отцом.
— Нет, — сухо отвечает Винченцо.
— Тогда я опозорю тебя перед всеми. Тебе не может сойти это с рук: мы сделаем все, чтобы извалять твое имя в грязи. Все узнают, что ты пользуешься невинными девушками без намерения жениться! Все должны знать, что ты за пройдоха!
Винченцо отвечает таким тихим голосом, что Джулия еле слышит его.
— Ты угрожаешь… мне?
— Да. Веди себя как мужчина, черт возьми!
Долгая пауза.
Джулия представляет, как Винченцо смотрит в упор на Джованни до тех пор, пока тот не отводит взгляд.
— Добрая половина торговцев Палермо — мои должники, векселя остальных под моим обеспечением, — говорит он наконец. — Я управляющий по банкротству, член Торговой палаты. В моих руках доли крупных кораблей, причаленных в порту Палермо. Одного моего слова кому надо достаточно, чтобы поставить вас на колени.
— Вздор. У тебя нет власти над людьми, — возражает Джованни, теперь уже дрогнувшим голосом.
— Ошибаешься. Мне ее дали деньги. Ни ты, ни твой отец ничего здесь не добьетесь. Вы здесь чужие. Одно неверное слово — и никто больше не будет иметь с вами дело в Палермо и во всей Сицилии.
В кабинете повисла тишина.
Джулия за дверью не знает, что думать.
Наконец Томмазо Порталупи произносит уверенным, ледяным тоном.
— Я хорошо понял, что вы имеете в виду, синьор. Значит, правда все то, что я слышал о вас: вы пройдете даже по трупам родственников ради достижения своих целей. У вас нет ни малейшего представления о морали, нет уважения ни к чему и ни к кому. Своим поступком вы загнали нас в угол… Что ж, вы сказали свое слово, теперь позвольте сказать мне. Вы проникли в наш дом, как змея. Вы навсегда сломали жизнь моей Джулии, потому что ни один мужчина никогда не сядет за стол, за которым поел другой. Будьте хотя бы искренни, скажите: вы позаботитесь о ней? Мне невыносима мысль, что однажды вы бросите ее в нищете. Она и так уже лишена чести, единственного богатства, которым обладает женщина.
— Полагаю, для вас мое слово ничего не стоит, — отвечает Винченцо тоном, в котором Джулии слышится сожаление. — Тем не менее — да, я позабочусь о ней.
Дверь распахивается. Перед Джулией появляется Винченцо.
Он обхватывает ее лицо руками.
— Собери свои вещи, — тихо говорит он. — Через неделю ты уйдешь из этого дома.
Это будет худшая неделя в ее жизни. Мать почти не разговаривает с ней, отец не замечает ее, если не считать коротких взглядов, исполненных глубочайшего разочарования. Джованни открыто пренебрегает ею.
Она ест одна в своей комнате, глотая еду вместе со слезами.
Только когда Винченцо приходит за ней, наступает конец мучениям.
Он нашел для нее мезонин, невысокий полуэтаж, окнами выходящий в тот же двор, что и дом Порталупи. По распоряжению Винченцо комнаты освободили от старой мебели, побелили и обставили заново.
Через неделю Джулия входит туда хозяйкой, с ней — горничная, нанятая Винченцо.
В этом доме она ощущает себя странно. Виноватой и в то же время мучительно счастливой.
Винченцо выразился ясно: он никогда не женится на ней. И все равно она его любит. Любит упрямо, страстной первой любовью, глупой и слепой, зная, что у нее нет надежды. И этой любви, превратившей ее в женщину, которой приходится скрываться, в дочь, опозорившую семью, она благодарна. Эта любовь делает ее счастливой.
Раньше она была молодой порядочной девушкой, тенью, живущей лишь для того, чтобы услуживать матери и семье. Теперь она — содержанка одного из самых богатых людей в городе. Не дворянина, которому не зазорно иметь любовницу, а простого торговца.
В глазах общества она немногим лучше куртизанки, а Винченцо — разбогатевший лавочник. Даже если люди боятся его и власти его денег, от их презрения не защититься.
Но все это ничто по сравнению с тем, что ее ждет.
Весенним утром 1835 года жизнь Джулии снова разделилась на «до» и «после».
Молодая девушка разглядывает себя в зеркале. Она одна в доме. Доме содержанки. Любовницы дона Флорио.