Львы Сицилии. Сага о Флорио

— И о будущем! — Винченцо поднимает бокал. — Тост, господа. За наше предприятие!

Бокалы звенят, мужчины обмениваются рукопожатиями. Слова запечатлеваются в памяти Винченцо, перед тем как затеряться в глубинах сознания. Моторы. Мастерская. Механики.

Вот оно, зерно, которое прорастет и даст плоды.

* * *

Когда, наконец, голоса становятся тише и гости начинают ощущать усталость, на столе появляются чуть запыленные темные бутылки. Винченцо с гордостью откупоривает одну. Это марсала из его винодельни. Гран резерва, выдержанное вино высшего качества, которое он хранил для такого торжественного случая, как этот, объясняет он. Гости подходят взять наполненные рюмочки в форме тюльпана.

Хорошее вино: с мягким, округлым вкусом, но не приторным. С запахом моря, меда и мезги. Чувствуется в нем и терпкая нотка, обязанная близости солеварни.

Бен Ингэм, с сигарой в зубах, ждет, когда гости отойдут от стола.

— Позволь сказать тебе кое-что без обиняков.

Винченцо прикрывает веки. Не в привычках Ингэма просить позволения высказаться. Необычно и это участливое выражение, появившееся на его лице. Он делает ему знак продолжать.

— Когда я узнал, что ты женился на Джулии, то удивился. Хочу сказать, она долго была…

— Тем, кем была для тебя графиня Спадафора?

Тот смеется.

— Touché![13] Только, в отличие от графини, твоя жена не вращалась в светском обществе. Согласись, это так.

— Согласен, — сухо и резко говорит Винченцо.

Бен склоняет голову набок. На суровом лице, отмеченном печатью времени, проступает снисходительная улыбка.

— Я считаю, ты сделал идеальный выбор. Помню твое маниакальное стремление найти титулованную жену… в то время как рядом с тобой было сокровище. Эта женщина — настоящая жемчужина, Винченцо.

Тот кивает, не отрывая глаз от марсалы, делает глоток.

Выбор вынужденный оказался идеальным.

— Да! И вот еще что… — Англичанин громко смеется, что тоже не свойственно ему, всегда контролирующему свои эмоции. Должно быть, дело в алкоголе или в эйфории от только что подписанного соглашения. — Знаешь, когда ты начинал строительство винодельни в Марсале, я думал, ты никогда не обойдешь нас с Вудхаусом. — Отпивает глоток, посмеивается. — Я ошибся и на этот счет. Бог свидетель, ты — самая большая моя ошибка в расчетах.

Привалившись к его плечу, Винченцо тихо отвечает:

— Когда мы начинали, я, ты, мой дядя… здесь ничего не было. Ни одного промышленного предприятия, компании и страхового общества. У нас не было препятствий и конкурентов, и что бы мы ни делали, все казалось безумием. — Он обводит рукой зал с гостями. — А сейчас…

— Сейчас все переменилось.

— Кое-что. Не все.

Ингэм тоже смотрит на мужчин в комнате: аристократы из старинных родов Сицилии и аристократы, купившие земли и титулы на аукционах по банкротству.

— Старое и новое, — говорит он чуть слышно. — Я тебе этого никогда не рассказывал. Но много лет назад, когда я купил имение барона ди Скалы, мне сказали, что в придачу к нему я могу получить титул. Барон?! Я?! — Он смеется, но смех его грубый, резкий. — Твой дядя Иньяцио был еще жив. Однажды я встретил его, и он поприветствовал меня, добавив титул к имени. И я сказал ему, что если я барон, то он князь, потому что, судя по его поступкам, из нас двоих он точно благороднее меня.

— Мой дядя был дворянином по духу, — говорит Винченцо с болью в голосе.

— Воистину так. Чего не скажешь о некоторых присутствующих здесь в зале. — Тон Ингэма смягчился, но только на мгновение. — Не забуду, как я приехал в Палермо. Еще молодым человеком я попал сюда с другими англичанами по воле моей семьи, торговавшей тканями и потерявшей все в кораблекрушении. Я сделал ставку на эту землю и остался, даже когда все мои соотечественники вернулись на родину. На плаву меня удерживала одна только мысль, что на следующий день меня снова ждет работа. Спасибо Богу за это и за то, что я до сих пор жив… я и правда благодарю его каждый вечер, прежде чем положить голову на подушку. Я врос в эту землю, узнал ваш народ, я научился одинаково и любить его, и презирать. Мне не нужно поместье, чтобы быть Беном Ингэмом, который в Америке инвестирует в железные дороги нового мира.

Винченцо не отвечает. Потому что понимает: дело не в деньгах и власти, нет, какое-то другое, тонкое чувство побуждает людей всегда отступить на шаг перед аристократом, преклонить голову в знак почтения.

Винченцо не произносит вслух мысль о том, что преклонение перед высшей знатью у сицилийцев в крови. Ни богатства, ни тем более опыта недостаточно, чтобы добиться их расположения.

Недостаточно, если у тебя нет титула, дворца.

Если ты не благородной крови.

* * *

— Она. Она прекрасна.

Винченцо склонился над чертежом виллы, которую для него проектирует Карло Джакери. Светлой, необычной, окруженной зеленью.

Архитектор вздыхает с облегчением. Нелегко угодить уважаемому дону Флорио. Он закуривает сигару, предлагает и Винченцо, но тот отказывается. Потом садится в кресло у рабочего стола.

— Значит, тебе все нравится?

Винченцо подсаживается к нему.

— Вполне. Хотя я пришел сюда не только по поводу виллы.