Джакери вытягивает ноги.
— Но и по поводу тоннары в Фавиньяне, верно? В прошлом году, когда ты взял ее в аренду у Паллавичини из Генуи, я подумал, не прыгаешь ли ты выше головы? Ведь у тебя были уже Аренелла, Сант-Элия и Соланто…
— В Фавиньяне и в Формике улов, как у всех трех, вместе взятых. Поэтому я их и выбрал.
Они смотрят друг на друга. Винченцо кивает.
— Я заказал оливковое масло и бочки. Они уже плывут на Эгадские острова. Я тоже собираюсь туда. И хочу, чтобы ты поехал со мной.
На следующий день они уже в море. Никто не знает, куда они направляются. Плывут вдоль залива Кастелламмаре, проплывают мыс Сан-Вито. Сразу за ним на горизонте показываются Эгадские острова.
Как только они причаливают, на пристани собирается толпа рыбаков — посмотреть на пароход с металлическим корпусом, занявший весь порт. Черные от солнца и морской соли лица, одежда болтается на худых телах. Немного поодаль — женщины с полураздетыми и босыми детьми. Остров безжизненный, домá — полуразвалившиеся халупы. Бедность здесь осязаемая.
От группы отделяется человек: его тело похоже на ствол дуба, волосы кудрявые, а борода доходит до середины груди.
— Я — Вито Кордова, раис. — Он опускает голову. —
Винченцо рассматривает его. Протягивает руку и отвечает на диалекте:
— Дон Винченцо Флорио. Я новый арендатор тоннары.
— Вы?
— Я.
Рыбак щурит и без того узкие в сетке морщин глаза. Вытирает мозолистую руку, всю в рубцах, о штаны, неуверенно отвечает на рукопожатие.
— Сюда из Генуи никто никогда не приезжал. А вы откуда будете?
— Я из Палермо. Паллавичини сдали мне в аренду тоннару на девять лет.
На древесном лице Кордовы блеснуло удивление. Генуэзские хозяева всегда посылали управляющих и никогда не приезжали сами.
— И что вы хотите посмотреть? Марфараджу и лодки?
— Ммм. Вы с чего посоветуете начать?
Кордова указывает на обветшалые постройки и идет на несколько шагов впереди Винченцо и Карло. За ними шествует все селение, как в крестном ходе. Шаги вздымают песок и пыль, а ветер порывисто прочесывает тучи сухой морской травы посидонии.
Тоннара стоит в самом тихом уголке бухты. Камышовые крыши, проломы в стенах и мотки веревок, брошенных на солнце, свидетельствуют о сильном запустении.
Винченцо закусывает губу, затем вполголоса обращается к Карло:
— Паллавичини берет с нас более трех тысяч унций за одну из самых богатых рыбой тоннар на Сицилии… а посмотри, в каком состоянии он ее содержит.
— Ничего не хотят делать. — До Винченцо долетает голос старика, притулившегося на табурете у входа в строение. — Им только монеты подавай.
Они обмениваются взглядами: смиренным и горьким — старик; любопытным — Винченцо.
Вместе с Карло они входят в тоннару. Везде песок и пыль: туф раскрошился, кирпичи разъела морская соль. Здесь стоит запах моря и водорослей вперемешку с едким запахом сухой соли. Собаки крутятся возле лодочного спуска, ребятишки гурьбой бегают рядом с ними, норовя скрыться от материных глаз.
Как только они выходят во двор, в нос ударяет невыносимая вонь, напомнившая Винченцо ту, что стояла в Палермо во времена холеры.
— А это что, кладбище?
— Вроде того. Там дальше, в «лесу», «рыба», чтобы кровь стекала, — объясняет Кордова. — А перед «лесом» лежат
— Знаю, мучари — это лодки для забоя тунца. У меня отец и дядя были моряками. А там что?
Карло, не знающий диалекта, с удивлением наблюдает за ними:
— О чем вы говорите?
— Он объясняет мне, почему здесь такая ужасная вонь: в той стороне, которую они называют «лесом», они подвешивают тунцов, чтобы из них вытекала кровь, и сваливают там скелеты, а здесь, впереди, сложены лодки для ловли — мучари…
В этот момент из постройки выходит мужчина. На нем помятая одежда и соломенная шляпа в красных пятнах спереди.
— Что вы здесь делаете? Давайте, давайте отсюда!
Кучка людей отступает назад, но не расходится. Расталкивая их, человек останавливается напротив Кордовы и грубо отчитывает его:
— Дон Вито, почему вы не позвали меня? Я сам встретил бы нашего гостя.
Взгляд рыбака тускнеет.
— Мы не знали, что они приедут. Они как с неба свалились.
Винченцо медленно поворачивается. Карло знает эту его манеру и наблюдает, скрестив руки на груди, что будет дальше.
— Он прав, никто не знал о моем приезде. А вы кто?
— Саро Эрнандес к вашим услугам. Я бухгалтер. А вы, должно быть, дон Флорио. Мое почтение, — бухгалтер учтиво кланяется. — Вы приехали вот так? Я хочу сказать… с вами никого нет, кроме секретаря?
— А что вам не нравится? И он не секретарь. Это синьор Карло Джакери, архитектор.
Эрнандес смутился.
— Нет… Но я, признаться, не ожидал вашего визита так скоро. Нам сказали, что… Я ждал вас через несколько дней. И к тому же я не думал, что вы приедете один.
— А я приехал сейчас. Пойдемте, нам надо поговорить.
Кабинет — комната, наполненная солнечным светом, без тошнотворного смрада, который стоит во дворе. Эрнандес показывает конторские книги.
— Значит, за этот забой пока что у нас три тысячи тонн тунца, — подсчитывает Винченцо. — Сейчас май, лов только начался, значит, будет еще…