Потом поднял глаза, и их взгляды с Люси встретились.
В ее глазах стояли слезы.
Мысли перескакивают к другому воспоминанию. Они вдвоем в комнате Люси, остановились перед балконной дверью с задернутыми белыми занавесками. Их взгляды пересекаются. И связывает их только этот волшебный неуловимый миг, когда уже мысленно начинаешь заниматься любовью, а телом еще нет.
Люси – единственная женщина, которой удалось утишить в нем боль от утраты Аннины.
– Идем, – говорит он ей.
Встретившись, их пальцы переплетаются.
Франка, Иджеа и Джулия расположились в чайном зале отеля «Ле Морис». Приглушенный свет от хрустальных люстр отражается в деревянной обшивке и в шкафах-витринах, доходит до белоснежных скатертей и переливается на молочной глади фарфора.
Франка с прямой спиной сидит в кресле, Иджеа рядом разливает по чашкам чай. Джулия погружена в чтение романа.
– О, вот вы где! – Винченцо подходит, целует племянниц, слегка касается губами щеки невестки.
– Простите, что заставили нас ждать, – говорит Люси, стоя позади него, дружески приветствуя всех кивком головы.
Франка указывает ей на кресло перед собой.
– Не извиняйтесь. У нас было много дел сегодня. Иджеа выбрала платье в бутике Уорта, затем мы зашли к Картье…
Оставляя без внимания приподнявшуюся бровь Винченцо, она обращается к подошедшей официантке с просьбой принести еще маленьких пирожных
Люси прокашливается, переводит глаза с девушек на их мать.
Винченцо, кажется, не замечает эту игру взглядов.
– Родители не слишком озабочены расходами на твою свадьбу, да? – обращается он к Иджиа с оттенком иронии в голосе.
Красивые губы Франки расплываются в довольной улыбке.
– Для дочери ничего не жалко. К тому же должны быть соблюдены все приличия, особенно если будущие родственники принадлежат к влиятельнейшим семьям Сальвиати и Альдобрандини.
– Мама знает, что для меня лучше, – заявляет Иджеа. – Римская аристократия следит за…
– Римская аристократия? – Люси вытаращивает глаза. – Вы хотите сказать, что свадьба будет в Риме?
– Конечно. Иджеа будет жить в Риме или в Мильярино-Пизано, где у Сальвиати имение, – отвечает Франка. – К тому же я устраиваю большое торжество на «Вилле Иджеа» для наших друзей из Палермо, которые не смогут приехать на приемы в Рим, чтобы они познакомились с женихом.
– На приемы? – уточняет Винченцо. – А одного недостаточно?
– После гражданской церемонии бракосочетания состоится главное празднество. После церковной церемонии устроим завтрак в близком кругу, будет около сотни человек. Так решил твой брат, и я поступаю в соответствии с его желанием.
– Дядя, помнишь, что как свидетель ты должен будешь исповедаться? – вмешивается Иджеа. – Знаешь, моя будущая свекровь, графиня Альдобрандини, весьма религиозна, и кардинал Ваннутелли, который будет совершать обряд венчания, очень близкий друг семьи…
Винченцо закатывает глаза и смеется.
– Я не исповедовался бог знает с каких пор. Боюсь, моя распутная жизнь расстроит бедного священника!
Люси удивленно смотрит на Иджеа. Не может поверить, что для такой молодой девушки имеют значение соблюдение традиций и показной блеск. В конце концов она, не удержавшись, восклицает:
– Но… сейчас же двадцатый век!
– Что никогда не выходит из моды, так это умение вести себя должным образом, – отвечает Иджеа с обаятельным сарказмом. – И мы, Флорио, в этот день должны будем вести себя безупречно, – добавляет она, бросив взгляд на мать. – Мой отец прекрасно знает, как важно не уронить честь своего имени. Вот почему он будет рядом с мамой все то время, что необходимо.
Иджеа замолкает, потому что появляется официантка с пирожными. Во внезапно наступившей тишине Франка благодарит Иджеа довольной улыбкой. Конечно, она гордится своей дочерью, ее решительностью, умением деликатно, но в твердой манере обозначить свою позицию.
Винченцо, напротив, опускает голову и водит чайной ложечкой по скатерти взад-вперед. Он понял, что сказала ему племянница. Наконец, набравшись смелости, он поднимает глаза, смотрит на Люси и видит в ее взгляде глубокую печаль. Да, она тоже поняла: ее не желают видеть на свадьбе.
– Они ведь не имеют права разглашать тайну… священники, я имею в виду? – тихо спрашивает он.
Иджеа протягивает руку к пирожному, берет одно.
– Дело не в том, что ты будешь говорить, а в чем решишь признаться. Если что-то не очевидно, то этого и не существует, – говорит она на одном дыхании; на губах осталось немного сахарной пудры.