Львы Сицилии. Закат империи

Именно Ланца ди Маццарино подтолкнул Иньяцио к этой покупке. Иньяцио и сам давно подумывал о собственной яхте, но ему приходилось много заниматься делами, приданым для дочери, покупкой новых пароходов. Конечно, он вступил в Итальянский королевский яхт-клуб в Генуе, но так делали почти все судовладельцы, от Раффаэле Рубаттино до Джузеппе Орландо и Эразмо Пьяджо, который стал директором генуэзского отделения судоходной компании «Генеральное пароходство».

Однажды Ланца ди Маццарино, один из активных членов клуба, сказал:

– Как же так, Иньяцио, у тебя до сих пор нет собственного корабля? Непорядок! У владельца самого крупного флота Италии нет даже захудалого корыта? – И засмеялся.

Иньяцио не понравился его сарказм.

– Я думал об этом, но сейчас не время, – запальчиво ответил он. – Я не смогу наслаждаться отдыхом на яхте, пока у меня столько забот с судоходной компанией и тунцовым промыслом. О том, чтобы поручить другим управление делами, не может быть и речи.

Но Ланца ди Маццарино настаивал:

– Пойми, это вопрос престижа. Ты зарабатываешь миллионы, и тебе неловко иметь яхту? Пусть ты будешь проводить на ней один день в году, зато она есть, она твоя.

Иньяцио понял, что Ланца ди Маццарино прав: яхта станет символом – еще одним символом – могущества Флорио. Как вилла в Оливуцце, как личный салон-вагон. Как брак Джулии с князем Трабиа. Но сейчас, на яхте, Иньяцио понимает, что этот выбор был продиктован куда более серьезными причинами, что социальный престиж отходит на второй план.

Внизу, под ногами, пульсирует, дышит море. Иньяцио чувствует эту вибрацию: она поднимается от лодыжек, достигает плеч, головы, глаз.

Когда-то именно здесь, на Фавиньяне, отец сказал ему: «У нас, у Флорио, море в крови».

Прошлое его семьи всплывает в памяти, кровь пополам с морем течет по венам.

Фавиньяна. Единственное место, где он чувствует себя цельным. Единственное место, где воспоминания не причиняют боли, где он может думать о прошлом, представляя, что ушедшие близкие рядом, где-то в тени, они словно призраки, избегающие здешнего назойливого света.

Родители. Сын. Камилла.

– Дон Иньяцио!

Он оборачивается к матросу в синей форме и белом берете.

– Что у тебя, Саверио?

– С вами хочет поговорить синьор Карузо. Он ждет вас в кают-компании.

Кают-компания – просторное, роскошно обставленное помещение. На обшитых деревом стенах висят картины, морские пейзажи; у стены – бархатный диван, а персидский ковер прибит к полу во избежание несчастных случаев.

– Дон Иньяцио, как я рад вас видеть!

Гаэтано Карузо встает, снимает соломенную шляпу. Его худое лицо испещрено глубокими морщинами, бородка-эспаньолка совсем белая. Сначала его отец с моим отцом, а теперь я с ним… еще одна семейная история, думает Иньяцио, пожимая ему руку и глядя прямо в глаза. Мало кому в мире он может доверять так, как этому человеку.

У Карузо с собой большая папка с письмами.

– Я принес вам почту. Корабль прибыл из Трапани, как раз когда я к вам собирался.

Иньяцио кивком благодарит его и предлагает сесть, а сам быстро просматривает корреспонденцию. Есть письма с печатью сената королевства, другие касаются торговых дел. Все это может подождать.

– Ну, – негромко говорит он, садясь на диван, – рассказывайте!

Карузо сцепляет руки на коленях. Во взгляде темных внимательных глаз настороженность.

– Снова заговорили о том, что сменят директора тюрьмы. Неизвестно, кто будет новым начальником и разрешит ли он заключенным и дальше у нас работать. Слухи ходят уже давно, вы сами знаете. Но, похоже, вопрос решится в ближайшее время.

– Делать им больше нечего? – цедит сквозь зубы Иньяцио. – Эти бездельники из министерства только и знают, что вставлять нам палки в колеса. И когда? В период маттанцы!

Раздражение бурлит у него в горле, морщинка между бровями становится глубже.

– Я немедленно напишу в Рим, пусть Абеле Дамиани этим займется. Однажды мне уже пришлось обращаться к нему с подобным вопросом. – Иньяцио замолкает, качая головой. – Труд каторжников экономит нам много денег, не то я бы с удовольствием обошелся без них. Маттанца – единственное время, когда мы не терпим убытки.

Удрученный Карузо разводит руками.

– Дон Иньяцио, я прекрасно об этом знаю! Жалование рыбакам, рабочим консервного завода, расходы на ремонт котлов, на содержание виноградника… на Фавиньяне у нас долг, который… – Он машет рукой куда-то в сторону поселка. – А еще денежки надо давать попам и пономарям.

Мрачный вид Карузо вырывает из Иньяцио смех.

– Я знаю, что два пономаря – многовато для такого маленького острова, как Фавиньяна, но ведь они заботятся о состоянии церкви, а забота о церкви – одна из обязанностей владельца острова, поскольку море здесь разрушает все постройки… И потом, я обещал жене. Вы же знаете, она набожная женщина. Что же касается виноградника… – Иньяцио ставит локоть на подлокотник дивана, подперев подбородок кулаком. – Аромат вина с этого виноградника – одно из немногих удовольствий, которые у меня остались. В нем чувствуется море.