Львы умирают в одиночестве

Как дико, как жутко было смотреть из будущего на нас тогдашних, беспечных, беспамятных идиотов, уверенных, что перед ними лежит огромная, бесконечная жизнь, полная самых блестящих возможностей и открытая для грандиозных свершений.

Вальс звучал все громче, все отчаяннее бередил душу. И меня захватило, закружило в этом вихре химер, вздернуло в воздух и опустило в самую гущу давно прошедшего полузабытого вечера. Я даже не успела осознать, каким мистическим образом перенеслась из крикливого азиатского мегаполиса в этот подернутый дымкой тления и забвения московский бал, собравший вместе оставшихся в прошлом людей.

– Ты же знаешь, я давно люблю тебя, – произнес рядом со мной мужской голос.

Я открыла глаза и поняла, что кружусь в танце с моим однокурсником и верным другом Андреем. В отличие от других девушек, на мне не воздушное платье с летящей юбкой, а рваные белые джинсы и такая же куртка. Андрей смотрит на меня своими испуганными бархатно-карими глазами, я вижу, как от волнения бьется голубая жилка у него под глазом, и замечаю в нем отголосок своего собственного страха – ведь впереди нас ждет другая жизнь, пока еще неизвестная.

Странно и страшно это было! Внезапно вновь ощутить себя юной, сильной, порывистой – и в то же время обладающей всем нажитым за годы жизни багажом сомнений, разочарований и горестей. Заранее знать, что станется со всеми этими людьми, что будет со мной, чем обернутся многие мои поступки и ошибки – и в то же время не обладать свободой воли, чтобы все изменить. Словно заводная кукла, отыгрывать однажды уже прожитый сценарий, действовать по загодя известной схеме. Жестокий розыгрыш устроил мне волшебный карнавал…

– Марина, почему ты молчишь? – настаивал Андрей. – Почему не отвечаешь мне? Ты ведь сделала все, чтобы я расстался с Вероникой. Почему теперь ты так со мной поступаешь? Почему отнекиваешься? Я хочу быть с тобой, хочу, чтобы ты стала моей женой. Давай просто пойдем завтра и поженимся.

Мне – сегодняшней, мучительно хотелось погладить его по щеке, отвести волосы со лба. Сказать с высоты своих лет, чтобы он не печалился, что все эти юношеские страсти так непрочны, так преходящи. А может, наоборот, только они и есть самое искреннее, чистое, что с нами случалось.

Но, заключенная в темницу себя – тогдашней, я звонко рассмеялась в ответ на его признания.

– Андрей, ну что за глупости ты говоришь! Побереги свою жизнь, она тебе самому пригодится. Посмотри на меня, я же плохая девочка. Какая из меня может быть жена? Мы и так с тобой никогда не расстанемся.

Теперь, глядя на него из свершившегося будущего, я уже знала, что невольно предугадала тогда. Мы действительно не расстались. И встречаясь с ним через десять, через пятнадцать, через двадцать лет, я неизменно слышала от него, так никогда и не женившегося: «Это ведь ты, Мариночка, тогда переехала мою жизнь. Вот я тебя одну и жду». Но в тот вечер цена его признаний еще была мне неведома.

Я не сказала Андрею правды, не сказала, что отказываю ему потому, что мысли мои и чувства вот уже больше года занимает другой – инфернальный красавец, учившийся на курс старше меня. Бухарин – такова была его фамилия. В свое время он блистательно сыграл Ставрогина в экзаменационном спектакле и, кажется, сам себя возомнил этаким запутавшимся, терзаемым демонами типом из романов Достоевского. Впрочем, Андрей, как верный и внимательный друг, наверняка это знал.

Талантливейший актер, после окончания института очень скоро перешедший к режиссерской деятельности. Приверженец классической школы, он потом возглавил один из московских театров, но в результате интриг был изгнан оттуда, что вовсе не пошло театру на пользу. Кажется, теперь он работает где-то в Волгограде и, к сожалению, с годами очень некрасиво, по женскому типу, постарел и оплыл. Но тогда, двадцать лет назад, Бухарин был еще поразительно красив манкой отрицательной красотой.

Время в этой полуреальности-полухимере текло не линейно – то растягивалось так, что можно было рассмотреть, как в замедленной съемке, покачивание длинной бриллиантовой сережки в ухе танцующей поблизости от меня однокурсницы Анечки, удивительно бездарной актрисы и непривлекательной женщины, однако впоследствии проработавшей много лет в одном из центральных театров России. То оно вдруг пускалось вскачь, все окружающее сливалось в один сплошной цветной смерч, а когда дурман рассеивался, я вдруг обнаруживала себя уже в другой части зала, с другими людьми. Удивительно ли, что однажды вот так вынырнув в реальность, я вдруг обнаружила, что страстно целуюсь с тем самым Ставрогиным, не забывающим и в момент объятий сохранять на лице пресыщенно-мрачное выражение. Я обнимала его, млея от осознания, что желание, не дававшее мне покоя почти год, воплотилось в жизнь. И вдруг словно сквозняком потянуло по спине, холодом побежало вдоль позвоночника. Я обернулась, гадая, чей настойчивый взгляд вызвал у меня эти ощущения, и встретилась глазами с ним, с Полозовым.