Львы умирают в одиночестве

Все так же удерживая меня на руках, он наклонил голову и прижался губами к моим губам. От него сладко пахло морозом и свежим, еще не затоптанным снегом. Но губы были теплые, согревали…

– Ехать пора, мы опоздаем, – попыталась увещевать его я.

Он неохотно опустил меня на землю, разжал руки.

– Ты права… А может, плюнуть на все, остаться сегодня дома? – Он лукаво глянул на меня блестящими светло-голубыми глазами.

– Нельзя, ты же сам знаешь, – возразила я, – нас ждут.

И тут же пожалела о своих словах, когда заметила, что по его мужественному суровому лицу проскользнула тень тревоги.

– Послушай, – начала я, когда мы направились к его припаркованной у обочины машине, – на самом деле, если ты не уверен в этом своем друге, ты еще можешь отказаться. Не затевать с ним никакой бизнес.

Он возразил:

– Поздно. Я слишком долго к этому шел, не смогу теперь повернуть назад. И потом, я полностью доверяю Степану. Конечно, есть у нас кое-какие разногласия, но это рабочие моменты, мы все уладим.

Снег захрустел под нашими ногами, когда мы вышли из огороженного двора на освещенную розовым зимним солнцем пряничную улочку. Руслан распахнул передо мной дверцу машины, я села на пассажирское сиденье. Он же, поцеловав меня, пошел вокруг автомобиля к водительскому месту.

Все, что случилось дальше, заняло всего несколько секунд. Из-за белой, будто сахарной, колоколенки показался черный бронированный «Лексус». Руслан на мгновение замешкался, приложив руку козырьком к глазам, всмотрелся в приближавшийся джип, затем резко обернулся – и я поняла, что никогда еще не видела его таким.

Лицо его словно моментально утратило все краски, не побледнело, а посерело. Темные широкие брови взлетели в страдальческом изломе, губы приоткрылись.

– Марина, беги! – отрывисто крикнул он.

– Что? – изумленно переспросила я, еще ничего не понимая.

А когда, через долю секунды, осознание накрыло меня, было уже поздно. Бронированный «Лексус» промчался мимо нас, не снижая скорости, мелькнули торчащие в приоткрытых окнах дула, раздался трескучий грохот. Что-то металлически прогремело по машине. В прозрачном морозном воздухе повисли клочья дыма. Кто-то завизжал. А Руслан…

Резко сгруппировавшись, он отпрыгнул в сторону, пытаясь укрыться за бортом машины, и я потеряла его из виду. «Он успел, успел, – твердила я себе, потерянно глядя на опустевшую улицу за окном, – джип защитил его. Сейчас он поднимется, откроет дверь…» Но секунды текли, и ничего не происходило.

– Руслан! – мгновенно охрипшим голосом позвала я. – Руслан!

Ответа не было. Я рванулась вперед, толкнула дверцу машины. Я успела увидеть черные гильзы на снегу и распростертого Руслана – его искаженное лицо и багровое пятно, что медленно расползалось под шеей.

Мне не было больно в ту минуту, не было страшно. Как будто очередь, прошившая автомобиль, мгновенно отключила любые эмоции и ощущения, кроме одного стремления – быстрее, быстрее бежать на помощь Руслану, поднять, отволочь в дом, вызвать «Скорую».

Я попыталась ступить на асфальт и тут же, не успев ничего осмыслить, рухнула на землю. Левая нога просто подломилась подо мной, отказалась держать. В прострации переведя взгляд вниз, я увидела собственные подплывшие красным джинсы, темное пятно на левом бедре, дыру на ткани, из которой мощными толчками била кровь… И только тогда ощутила щипучий жар, охвативший левую ногу. Значит, одна из пуль, прошив дверь машины, попала мне в бедро. В ту же секунду мне стало холодно, очень холодно. Этот мертвенный холод начался в кончиках пальцев и со страшной скоростью пополз выше, охватывая руки и ноги, подбираясь к внутренним органам, к сердцу. Я не могла сопротивляться ему и двигаться тоже не могла.

Леденея, я выдохнула:

– Помогите!

Но мне никто не ответил, улица была пустынна. Я смутно припомнила, что когда мы с Русланом вышли из дома, вдалеке виднелись какие-то прохожие. И ведь кто-то же визжал, когда раздались выстрелы! Однако добрые обыватели, по всей видимости, предпочли спастись бегством, затаиться за своими заборами, не вмешиваясь в криминальные разборки.

Из последних сил, понимая, что открывшееся кровотечение вскоре прикончит меня, я попыталась ползти, но после нескольких тщетных попыток бросила эту затею. Силы таяли так же стремительно, как тонкий слой снега на тротуаре. Я все равно не успела бы добраться до дома.

Изнутри поднялась какая-то стылая решимость. В конце концов, для чего мне нужно было спасать свою жизнь? Ведь Руслан погиб – я это ясно понимала, глядя на уже заострившиеся черты его лица, на мгновенно провалившиеся щеки и бескровные губы. Это не было лицо тяжело раненного человека, это было лицо покойника.

Да, он погиб, в последнюю секунду своей жизни попытавшись меня спасти. Погиб человек, которого я любила, с кем связывала надежды на будущее, все свои планы, все чаяния. Так чего ради было бороться за жизнь мне? Разве не справедливо бы было лечь здесь, рядом с ним, чтобы наша кровь смешалась на подтаявшем снегу?