Львы умирают в одиночестве

Наверное, это была первая ночь моей по-настоящему взрослой жизни. Теперь, с высоты прожитых лет, я понимала, конечно, как все это было отвратительно с его стороны – со стороны человека, который был старше меня на двадцать два года. Попытка почесать свое эго за счет влюбленной молодой девушки, приосаниться и перед собой, и перед коллегами-каскадерами: вот, мол, я какой, герой девичьих грез, еще и благородный к тому же – не воспользовался, а мог бы, ух как я мог бы… Теперь мне ясно было, что умный, глубокий, неравнодушный человек не стал бы играть в эти игры. Не стал бы дурить голову девчонке, с которой и не собирался крутить роман.

Тогда же это стало для меня первым серьезным разочарованием – обидным, горьким и, как любое впервые испытанное сильное чувство, навсегда запавшим в память. Осознать, что увлеклась пустым мужиком, обыкновенным любителем порисоваться, что связана замужеством с тем, кому и дела до тебя нет… Это было как пощечина, хлесткая, болезненная и в то же время отрезвляющая.

Я оплакивала свои разбившиеся иллюзии, свои надежды, свою жизнь, начавшуюся так неправильно, так несчастливо. Но даже сквозь душившие меня всхлипы как будто слышала скептическое покряхтывание Полозова, убеждавшего меня:

– Ну что, доигралась, эстетствующая развратница? Щелкнули тебя по носу? Да брось, чепуха все это никому не нужная. Так, кухонные сплетни для родственников жены. Все забудется, а материал для истории – он останется. Возвращайся-ка ты лучше в Москву, Маринушка!

И, конечно, он и в этот раз оказался прав. После я много писала об этом случае, и не раз в моих книгах попадался герой, за которым явственно просматривался его прототип – тот мой давний знакомый, постановщик трюков. Не потому, что та история была самым ярким эпизодом в моей жизни, но потому, что в ту ночь я впервые испытала, что такое несправедливость. Впоследствии такое случалось со мной не раз, но тот, первый случай, наверное, от неожиданности ударил больнее всех других.

Через несколько часов я уже металась по номеру, беспорядочно забрасывая в чемодан свои вещи. Мои съемочные дни были уже окончены, ничто не мешало мне уехать, и оставалась я здесь только ради того, чтобы побыть с мужем – по официальной версии. А по неофициальной, конечно же, ради темноглазого постановщика трюков. Но теперь с этим было покончено, я твердо решила, что уеду и найду в себе силы все изменить.

В окно розовой дымкой вползал рассвет. Муж мой так и не вернулся в эту ночь, обвинив меня по телефону в том, что я вероломно бросила его, ушла из компании, и в итоге без моего пригляда он страшно напился. Я рада была, что он избавил меня от необходимости объясняться лично. Сейчас у меня просто не было на это сил. Захлопнув чемодан, я подхватила его и побежала вниз по лестнице. У подъезда меня уже ждало вызванное по телефону такси. Я забросила чемодан в багажник, села рядом с водителем и сказала, удивившись тому, как хрипло звучит мой собственный голос:

– На вокзал.

А назавтра утром, когда я тряслась в медленно ползущем и сонно задремывающем на полустанках, пропахшем жареной курицей и подгнившими фруктами поезде, меня догнала смс от мужа, которого я уже мысленно называла бывшим. «Леша погиб. Разбился вчера».

Позже я узнала, что Леша сломал шею, катаясь на тарзанке рядом с тем самым водопадом, где велись съемки. Разбился он в том месте, где водолазы, о которых он говорил накануне, не проверяли дно – ведь оно не должно было попасть в кадр. И весь этот разговор в дешевеньком крымском кафе окрасился в моей памяти жутким пророческим флером.

Тогда же колеса продолжали мерно стучать, отсчитывая километры пути, отделявшего меня от былой жизни. Я расширенными глазами смотрела на экран и чувствовала стремительно разрастающуюся внутри пустоту. Леши, нашего друга, отважного каскадера и верного товарища, больше не было! Не было человека, одной фразой заставившего меня понять, в каком болоте я оказалась, и найти в себе силы все изменить.

Стук колес становился все громче и громче, грохотал в ушах, заглушая все остальные звуки. Мне показалось вдруг, что это уже не колеса, это гремит, двигаясь по огромному циферблату, секундная стрелка – не останавливаясь, не замирая ни на мгновение, она отсчитывает отписанный нам срок. И ничем не задержать ее, ни за какие деньги не купить хоть недолгого промедления. Мы – заложники времени, и нам не будет от него пощады.

Оно наградит нас тяжелым болезненным опытом, отучит доверять и открывать душу, отберет легкость и беспечность, отяжелит тело, избороздит морщинами лицо, отнимет тех, кого мы любили… Мы заведомо проиграли в битве с ним.