Лже-Нерон. Иеффай и его дочь [сборник Литрес]

К Иеффаю прибыло посольство царя Нахаша. Пышная процессия выглядела весьма странно среди дикой природы. Послы привезли с собой дары – оружие для Иеффая, ткани и пряности для Кетуры, музыкальные инструменты для Иаалы.

Послание царя гласило: «Так говорит Нахаш, царь Аммона, Иеффаю, судье Галаада. В городе Елеалехе мы условились, что ты в течение года скажешь, что будет между Аммоном и Галаадом: дружба или вражда. Ночи становятся длиннее, вскоре наступит зима, а за ней весна – время, когда цари выступают в поход. Итак, скажи мне, Иеффай, сын Галаада, что будет между нами: общность шатра и циновки или же острие меча».

Иеффай выслушал послание с приветливым лицом и смятенной душой. Хотя по договору он не был обязан давать ответ до весны, требование царя было оправданно. Если мир не будет продлен, Нахашу придется еще до зимы заключить союз с Моавом и Васаном, дабы к весне собрать сильное войско. Глава посольства с напускным простодушием признался Иеффаю, что ему велено вернуться в Раббат-Аммон с ясным заверением судьи в дружбе, а еще лучше – с его дочерью; если же судья предпочтет довериться мечу, то послу следует ехать дальше, к царю Авиру в Васан. Иеффай наигранно-шутливо возразил:

– Здесь, в земле Тов, я не судья Галаада, а главарь отряда «праздных» людей. И война, естественно, прельщает меня больше, чем мир. Однако побудь моим гостем три дня. Твой царь приятен моему сердцу, и я скажу об этом своему мечу, если он начнет излишне меня соблазнять.

Иеффая раздосадовало, что его люди слишком удивились прибытию посольства. В Массифе тоже наверняка о нем прослышали; столь пышная процессия не могла остаться незамеченной. Но больше всего угнетала Иеффая мысль, что он все еще не сказал Кетуре и Иаале о своем разговоре с Нахашем.

В скупых словах он наконец сообщил Кетуре, что царь Нахаш сватает за Иаалу своего сына.

Серые глаза Кетуры расширились от изумления и восторга. К ее дочери сватается сын царя Аммона, избранник Милхома!

Сначала Иеффай вообще не понял, чему она рада. Потом понял и сразу помрачнел. Долгие годы Кетура без единого слова догадывалась о любом движении его души; она думала его думы и тревожилась его тревогами. Теперь же она была так ослеплена, что не видела, какие чудовищные беды обрушатся на них всех, если они породнятся с Нахашем.

Он попытался осторожно ей объяснить, что такое родство неминуемо приведет к войне – внутри Галаада, а возможно, и со всеми остальными коленами Израиля. Она выслушала его, но не поверила и, отмахнувшись от его сомнений узкой сильной рукой, сказала:

– Ну и пусть. Разве ты не справился с сыновьями Зильпы и коленом Галаад, причем в одиночку?

Он понял, что ее боги преграждают ему доступ к ее душе, и не стал продолжать разговор.

Иеффай пошел к Иаале. Он не раз видел, как она по-детски восторгалась лирой, подаренной ей аммонитянами. И попросил ее поиграть ему одному где-нибудь на лесной прогалине. Иаала была рада и польщена. И они тут же отправились в лес. По дороге Иаала на все лады расхваливала новую лиру.

– Какой бесценный дар прислал нам царь Аммона, – сказала она. – Он по достоинству оценил твое величие, мой отец и господин, и склоняется пред тобой и нашим Богом.

Иеффай был тронут. Иаала искренне верила, что дары царя – не что иное, как знак смиренной дружбы. Ей, наивной девочке, не приходило в голову, что за словами и поступками людей могут скрываться своекорыстные цели.

Дойдя до прогалины, они уселись на двух соседних пнях лицом друг к другу. Иаала весело болтала о том, что попадалось ей на глаза:

– Есть ли у муравьев судьи? Ведь у них так много всяких забот и дел! И как их судью отличить от остальных муравьев?

Иеффай никогда об этом не думал. Он и о собственных-то судейских обязанностях не очень думал. И стремился к этой должности лишь потому, что она прибавляла к его собственной силе силу других людей.

Иаала продолжала весело болтать, но он ее едва слушал. Он вспоминал, какого страху натерпелся, когда она заблудилась в горах. Как же будет он тосковать, если отдаст ее аммонитянам! И заранее проникался неприязнью к этому принцу Меше.

Наконец он собрался с духом. Надо ей все сказать. И с вымученной улыбкой спросил:

– Хочешь, чтобы я послал тебя к царю, который подарил тебе лиру?

Иаала не поняла.

– Отец хочет отослать меня прочь? – спросила она.

– Вовсе нет, – осторожно ответил Иеффай. – Я хотел лишь спросить, доставит ли тебе радость поездка к царю в Раббат.

Иаала задумалась. И вдруг просияла.

– Поняла наконец! – воскликнула она. – Когда Ягве с победой вступит в Раббат, ты возьмешь меня с собой.