Лже-Нерон. Иеффай и его дочь [сборник Литрес]

Ее наивность и чистота заставили Иеффая устыдиться своей неуклюжей уловки. И его охватил ужас при мысли, на какой страшный душевный разлад обрек бы он Иаалу, обручив ее с принцем Аммона. Его и самого не отпускала тревога: не приведет ли это замужество к разрыву с Ягве? Ведь Иаала почитала бога более рьяно, чем он сам, она любила его всей своей чистой душой, – каково же ей будет? Может, ему удастся уговорить Нахаша, и тот разрешит ей и впредь поклоняться Ягве? Но вокруг нее все будут перед трапезой молиться Милхому, будут возносить ему жертвоприношения, ведь в Аммоне не кто иной, как Милхом, раздает милости и проклятья. Как ей найти свой путь между двумя богами? И он, Иеффай, своими безумными метаниями из стороны в сторону сам повергает свое дитя в душевную смуту. Сначала он воспитал дочь в строгом служении Ягве, чтобы она не пошла по стопам своей матери-аммонитянки, с этой целью даже дал ее Мериваалу имя Емин, а теперь, несчастный, хочет посвятить ее Милхому!

Как легко он вновь и вновь поддается безумным мечтам! Нет, он и не думал отдать свою дочь Нахашу. Он хотел лишь добиться отсрочки. Он останется верен Ягве и будет воевать с Аммоном.

Но, с другой стороны, оба царства, власть над которыми однажды перейдет к наследнику Нахаша, сами идут к нему в руки. Должен ли он отказаться? Должен ли отказаться от своего восточного царства? И разве не для того он пришел сюда, чтобы выведать, что происходит в душе дочери?

И, продолжая мучить себя и дочь, он сказал:

– Может быть, не Ягве, а дочь Иеффая с победой вступит в Раббат.

Он поперхнулся. Подло было с его стороны произносить эти лживые слова перед чистой и правдивой Иаалой. А она изо всех сил старалась понять смысл его слов, потом сдалась и сказала, с радостной преданностью глядя ему в глаза:

– Что бы ни сделал мой отец – все будет правильно. – И тут же, без всякого перехода, по-детски весело спросила: – А Емину можно будет поехать туда со мной?

Иеффай, вновь бдительно взвешивая каждое слово, ответил:

– Да, ты сможешь взять его с собой. Но ему придется принять нелегкое решение: сделать выбор между мной и тобой.

Иаала испуганно вздрогнула:

– А разве тебя не будет с нами?

– Конечно, я буду с вами, – ответил Иеффай. – И потом я тоже часто буду с вами, но всегда недолго. Ведь если мы поедем в Раббат, то страна Аммон впредь будет твоей родиной и дом принца Аммона – твоим домом. Но Емина я могу отдать тебе, если ты пожелаешь.

Побледнев как полотно, Иаала произнесла:

– Но тебя не будет со мной.

И Иеффай понял, что именно он хотел выведать. Хоть Иаала и дружила с молодым человеком – своим спасителем, все же он был для нее не больше, чем просто приятель. А вот его, своего отца, она действительно любила. И из любви к нему сделает все, что он потребует, и поедет в Аммон, если он так порешит. И Ягве может забыть, но его, Иеффая, она никогда не забудет.

С деланой веселостью он напомнил, для чего они сюда пришли: чтобы она ему поиграла на новой лире. Иеффаю очень хотелось еще раз услышать ту песнь, которую Иаала пела, когда его возводили в судьи. Зардевшись от радости, Иаала возразила – она, мол, не знает, придут ли ей на память те же слова, но что-то похожее она сможет придумать. И тут же запела: «Дай, Бог, силу Иеффаю, судье Иеффаю! Милость Ягве с нами, раз он молодого возвышает над старыми. Гнев Ягве горит в глазах Иеффая, когда он гневается. Благоволение Ягве сияет на его лице, когда он благоволит. Дай, Бог, силу Иеффаю, новому судье! Его имя значит: „Ягве открывает путь“. И песнь моя несется над лесом и холмами: Иеффай! Ягве открывает тебе путь!»

Когда Иеффай по-настоящему понял, что значат слова этой песни, он даже растерялся. Иаала, наивная Иаала, больше знала об источнике его силы и успеха, чем он сам. Она любила в нем любимца Бога. Не отделяла его от Ягве. И, говоря «Иеффай», имела в виду «Ягве». А он, отец этой ясновидицы, этой пророчицы, собирался предать Ягве! Ибо теперь он осознал с мучительной ясностью: то, к чему он стремился, было слиянием Галаада с врагами Ягве. Если он заключит союз с Аммоном, Галаад растворится в чужом народе; Ягве станет одним из множества богов, и он, Иеффай, – уже не израильтянином, а одним из разноплеменных евреев, населяющих земли к востоку от Иордана. Зильпа и ее сыновья будут иметь все основания его обвинять: он и впрямь будет человеком, предавшим свой род, свой народ, своего Бога.

А его девочка тем временем сделала свой вывод.

– Если я принесу пользу моему отцу, отправившись в Аммон, – сказала она решительно, серьезно и радостно, – то буду счастлива. Без отца я ничто. Но если я вхожу в его планы, я становлюсь частью его самого.

Ее смиренная преданность еще больше смутила его душу. Не мог он ее лишиться. Лишившись ее, он лишился бы благоволения Ягве. Значит, он пойдет войной на царя Нахаша.

И все же не мог отказаться от мечты о восточном царстве. И вяло сказал:

– Пока еще ничего не решено, моя девочка.