Лже-Нерон. Иеффай и его дочь [сборник Литрес]

Среди пронзительных звуков арф, флейт и цитр выделились странные здесь и в то же время так хорошо ему знакомые глухие удары: то был тимпан Иаалы! Как же это? Ведь он приехал в Массифу, а не в землю Тов. А попал все же туда? В голове у него все смешалось, как бывает во сне.

Но Массифа была явью, и явью же – Иаала, его дочь: это она, приплясывая, двигалась ему навстречу впереди группы девушек.

Страшный черный вихрь налетел на него. «Того, кто выйдет мне навстречу, – поклялся он тогда Богу. – Даже если то будет самый дорогой мне человек!»

А Иаала между тем уже приближалась к нему, танцуя; стремительная и в то же время легкая, как мотылек, она пела, сопровождая пение звуками тимпана: «Великий и могучий Ягве наслал потоки воды на врагов, и они захлебнулись. А Иеффай, избранник Бога, разил их мечом. Велик Иеффай среди других героев. Судья Галаад уложил в великой битве четыре тысячи воинов, а судья Иеффай – четырнадцать тысяч. В честь его возвращения алые праздничные ковры устилают двор перед его домом. Люди и стены Массифы возносят ему хвалу – судье, воину и победителю!»

Так пела Иаала. Но широкое лицо Иеффая вдруг почернело, черты его исказились. От горя и гнева ему хотелось бежать куда глаза глядят, хотелось буйствовать, рвать на себе волосы и платье.

Кетура и Иаала перепугались. Ведь в Массифе они оказались самовольно: Иаале не терпелось поскорее быть рядом с отцом, чтобы после победы он взял ее с собой в Раббат, как обещал, а Кетура тотчас согласилась на ее просьбу торжественно встретить победителя, и обе отправились в Массифу. Они хотели его обрадовать, но, очевидно, ошиблись.

Страшным усилием воли Иеффай овладел собой. И голосом, еще более хриплым, чем обычно, выдавил:

– Благодарю тебя, Кетура. Благодарю тебя, Иаала, дочь моя. Благодарю вас всех. Но еще не время ступать по алым коврам. Война не кончена. Сначала я должен заставить Аммон поклясться хранить мир и платить нам дань.

Он не въехал в ворота города, а разбил лагерь за ними, как сделал до битвы. Прибывшим с ним воинам был дан один день на отдых.

А сам он лежал ночью без сна. Из головы не шли строки из песни о Деворе, прославлявшие подвиг Иаили. Иаиль – Иаала. Иаиль вонзила шест от шатра в висок Сисары, военачальника хананеев. Мать ожидала его возвращения с победой и богатой добычей, а он лежал убитый в шатре Иаили. Иаала ждала отца не напрасно. Он вернулся с победой и богатой добычей; но вернулся, чтобы ее убить.

Он не мог больше лежать на циновке. После третьей стражи он встал и вышел из спящего лагеря мимо удивленных его появлением постовых. Удалившись в ночной мрак, он поднялся на один из холмов. Серп луны, низко висевший в небе, отбрасывал слабый свет. Земля вокруг казалась мертвой пустыней, древней, безжизненной и немой.

Иеффай стоял на вершине, могучий и одинокий, выставив вперед подбородок и крепко сжав зубы.

Ягве одурачил его и сыграл с ним злую шутку. Это он внушил Нахашу мысль посватать сына к Иаале, то есть предложить Иеффаю отдать дочь Милхому. И поскольку он, Иеффай, не сразу устоял перед соблазном, Бог обиделся и в отместку потребовал его дочь уже для себя. Он большой лакомка, наш Бог. А девочка Иаала – лакомый кусочек. Она сильнее чувствует, глубже видит, кожа у нее, равно как и душа, тоньше, чем у других людей. Потому Ягве и пожелал заполучить ее для себя. Прожорливому Богу захотелось ею полакомиться.

Но не таков Иеффай, чтобы позволить кому-то повелевать собою, даже Ягве. В памяти всплыл тот горный козел, акко. Теперь он, Иеффай, силен, под его властью огромное войско и бескрайние земли. И если теперь, после победы, он породнится с царем Нахашем, то сможет основать великое царство, которое мысленно увидел с вершины Хермона, и без помощи Ягве, даже вопреки его воле.

И он вызывающе рассмеялся. «Если Милхом поддержит меня, – во весь голос крикнул он в ночную мглу, – хорошо! Если поддержит Ягве – тоже хорошо. Но даже если никто не поддержит – все равно хорошо!»

Ужас объял его от звучания собственных слов, мороз пробежал по коже. Он вспомнил о духах, которые бродят в пустынных местах, чаще всего ночью, и о том, что Ягве – самый могущественный среди них. Ему не справиться с Ягве. Выхода нет. Если он не принесет дочь в жертву Богу, тот сам возьмет обещанное, а его, клятвопреступника, уничтожит.

Он сел на землю. Заново пережил позор и разгром на холмах у Нахле-Гада. Вновь услышал слова клятвы, обращенной к грозовым тучам. В глубине души он знал, что именно дочь он предлагал Ягве в награду за спасение. Но, затуманив этот смысл словами, хотел обмануть и перехитрить Бога – так же, как в свое время провел и перехитрил Авира, да и Нахаша тоже. Но Ягве – не какой-то там царек, Ягве не даст себя обмануть.