Лже-Нерон. Иеффай и его дочь [сборник Литрес]

Все же Бог мог бы и облегчить своему избраннику исполнение клятвы и выслать навстречу кого-нибудь другого – например, любимого слугу, юного Есевона. Но и он сам хорош: так возрадовался победе, что решился на новый дерзкий вызов Богу: в приступе ярости изрубил людей, которых Бог послал ему в помощь. И когда навстречу ему вышла Иаала, то была не злая шутка коварного Бога, а Господня кара.

Так сидел на холме Иеффай, судья, военачальник и победитель, и, мучимый сознанием непоправимости содеянного и раскаянием, глядел на серую в предрассветных сумерках родную землю.

2

Жители Массифы полагали, что Иеффай не преминет воспользоваться победой и немедленно ударит с войском на царя Нахаша, – ведь в руках царя по-прежнему находился город Иоквеха. Но дни шли, а Иеффай ничего не предпринимал.

Рассудительный Елек явился в лагерь и напрямик спросил брата, почему бы ему сейчас не заставить Нахаша заключить мир. Пришла пора сеять, в хозяйстве не хватает мужчин, а те попусту тратят время в его лагере. Иеффай резко оборвал брата – пусть, мол, предоставит ему, главе войска, решать, когда и как закончить войну. Говорил он так грубо, что Елек умолк.

Иеффай понимал, что брат прав. Но был уверен: что бы он теперь ни предпринял, все обречено на провал, пока не оплачен долг Ягве. Придется ему исполнить клятву, причем немедленно.

И все же ничего не делал для этого, не мог себя заставить. А в мыслях видел с ужасающей ясностью, как Иаала, его девочка, лежит связанная на жертвенном камне. Видел ее напрягшуюся шею, видел нож в своей руке, видел, как эта рука заносит нож, видел, как, судорожно дернувшись, обмякает ее тело, видел, как кровь стекает по камню. И у сильного мужчины и воина, столько раз бестрепетно глядевшего в глаза смерти, мысли путались от бессильной злости.

Он стал раздумывать, как бы увернуться от данного Богу слова. Принося клятву, всегда призывают Бога покарать за ее нарушение; это главная часть любой клятвы. А он эту часть опустил, и значит, клятва его не имеет силы. Но, ища какую-нибудь лазейку, он в душе понимал, что не прав. Ведь Ягве кивнул ему в знак согласия, покинул Ковчег и сражался на его стороне. Ягве исполнил свой долг; теперь был черед Иеффая.

Встревоженный слухом о расправе над ефремлянами, из Васана примчался Пар, верный друг.

– Говорят, что ефремляне явились тебе на помощь, а их потом порубили. Порубили наши. Я, конечно, уверен, что это неправда. И думаю, что люди просто чего-то не поняли. Наши, наверное, еще не остыли после битвы, а ефремляне по натуре заносчивы, видно, задели чем-то наших; люди, опьяненные победой, часто поступают неразумно, не подумав. Но сейчас весь западный Израиль бурлит; говорят, что Ефрем собирается напасть на Галаад. Прошу тебя, Иеффай, скажи мне, что произошло на самом деле.

Занятый своими мыслями, Иеффай рассеянно посмотрел на друга и прочел в его глазах тревогу и полное доверие к нему лично.

– Отрядом, напавшим на ефремлян, – выдавил он наконец, – командовал Емин. Пусть он и скажет.

Емин тут же пришел и с упоением и гордостью стал рассказывать:

– Наш военачальник приказал ефремлянам убраться из Галаада до полнолуния. Но они и не подумали и в последний день все еще стояли у Бет-Новы. Тогда он сказал, что их надо перебить, как диких зверей. И еще он сказал: «Кто снимет с меня это бремя?» Вот я и взял тринадцать сотен своих воинов – у ефремлян было столько же, а я хотел честного боя, – пошел к ефремлянам и призвал их к ответу. Но они вели себя нагло и всячески поносили нашего начальника. Вот я и сделал, как он сказал, и снял с него это бремя!

Воцарилось молчание. Широкоплечий, приземистый Пар дышал так шумно, что казалось, он стонет; ноги не держали его, и он сел. А Иеффай заключил рассказ Емина словами:

– Ты изложил все как было. Именно так я сказал. И ты меня правильно понял.

Оставшись наедине с Паром, Иеффай вздохнул:

– Ну вот, теперь ты знаешь, как это было. Думаю, из ефремлян спаслось не больше двух сотен. Да и наших полегло около восьмисот.

Пар все еще молчал. Потом – Иеффай никогда такого не видел – спокойный, уравновешенный Пар безудержно разрыдался.

– Зачем ты это сделал, Иеффай? – спросил он сквозь слезы.

– По причинам, которых тебе не понять, добродетельный муж моей сестры, – ответил тот. – Я и сам их не совсем понимаю.

И Пар едва слышно выдохнул:

– Сперва ты потребовал у меня сокровища Ягве. Я дал. И во славу Ягве ты одержал победу у Нахле-Гада. В те дни каждая моя кровинка дрожала от радости.

Ухмыльнувшись, Иеффай продолжил за него:

– А потом я вдруг взял и ни с того ни с сего прикончил ефремлян, приверженцев Ягве. И на это потратил его сокровища. И значит, совершил святотатство. Ты это хотел сказать? Не думаешь ли пожаловаться на меня Авияму?

Пар разразился целой обвинительной речью: