Несчастіе жизни Бакунина заключалось именно въ томъ условіи, что трудно апостольство безъ Мессіи, а Мессіи-то настоящаго, способнаго покорить себ его логическую голову, онъ никогда не имлъ; въ тхъ же, кого временно и сгоряча принималъ за Мессію, быстро и доказательно разочаровывался; и, наконецъ, былъ слишкомъ уменъ и порядоченъ, чтобы лично самозванствовать и шарлатанить, воображая Мессіею самого себя или ловко навязывая себя въ таковые же Мессіи-аплике доврчивой толп адептовъ. Дебогорій-Мокріевичъ, въ своихъ запискахъ (Paris, 1894), замчательно ярко рисуетъ, какъ запросто, братски, сразу на «ты» сошелся съ нимъ, готовымъ преклоняться и благоговть, юношею, старый, великій революціонеръ, въ первое же свиданіе ихъ въ Локарно. И деньгами подлился (а вдь самъ жилъ нищій нищимъ въ это время!), и чаю выпили вмст неистовое количество, и шумлъ, и ругался, и вс свои тайники и подноготныя показалъ. Не умлъ этотъ человкъ играть скучно-возвышенную роль живого бога, такъ и «пёрла» изъ него интимная человчность, буршество, фамильярность, панибратство истиннаго сына земли, истиннаго человка толпы. Сравнительно съ доступностью и общительностью Бакунина, даже Герценъ — широкій размашистый, веселый Герценъ — оказывается не боле, какъ любезнымъ свтскимъ бариномъ и «тонкою штучкою». Житейскія отношенія Бакунина — это цпь молнійныхъ интимностей и столь же быстрыхъ ненавистей. При чемъ, — надо сказать, — интимности возникали съ равнымъ пыломъ и усердіемъ обихъ сторонъ, а ненависти доставались, на память, одному Бакунину. Самъ онъ ненавидть ршительно не умлъ (говорю, конечно, о личной, а не о политической ненависти) и сказалъ въ одномъ письм своемъ по истин великія слова о мщеніи: «Для такого глубокаго чувства нтъ въ моемъ сердц мста». Онъ не умлъ создавать причины и поводы къ мести, — не умлъ обижаться. Одна изъ тяжело принятыхъ имъ обидъ, и все-таки не повлекшая за собою разрыва, отмчена имъ, по крайней мр, съ горькимъ и долго больнымъ чувствомъ. Это — когда лондонскіе изгнанники, не довряя такту Бакунина въ шведской экспедиціи, отправили контролировать его Герцена младшаго, и тотъ, со всмъ самодовольствомъ двадцатилтняго распорядителя доктринёра, принялся муштровать стараго революціонера, какъ младшаго товарища, длалъ ему начальственныя замчанія, указывалъ свысока его ошибки и увлеченія и т. д. Этой обиды, вызвавшей между Бакунинымъ и А. И. Герценомъ старшимъ обостренную полемику на письмахъ, Бакунинъ не могъ позабыть нсколько лтъ. Добродушный тонъ, по отношенію къ А. А. Герцену 2-му, появился у него только въ 1870 году, посл смерти Александра Ивановича, которая поразила Бакунина страшно. Да и тутъ осталось больше какой-то почтительной, играющей на права старчества, втайн робющей шутливости, чмъ искренне теплаго чувства. Такъ пишутъ къ человку и о человк, съ которымъ жизнь поставила васъ въ постоянныя, близкія и наружно дружескія отношенія, но о которомъ вы наврное знаете, что онъ вамъ чужой и васъ не любитъ. И достало этого напряженнаго тона лишь на очень короткое время. Отношенія между Бакунинымъ и Герценомъ младшимъ испортились окончательно, когда Ал. Ал. высказался противъ продолженія «Колокола» въ Цюрих, вполн справедливо находя, что Бакунинъ, Огаревъ и Нечаевъ будутъ безсильны вести дло, обязанное своимъ успхомъ исключительно колоссальному литературному таланту самого покойнаго Александра Ивановича. Не мало горечи внесла сюда и извстная исторія такъ называемаго Бахметьевскаго революціоннаго фонда, который, подъ давленіемъ Бакунина, Огаревъ выдалъ на руки Нечаеву, вопреки желанію и дурнымъ предчувствіямъ Герценовой семьи. Нечаевъ, какъ революціонеръ, былъ человкъ безкорыстнйшій и неспособный воспользоваться общественною копйкою для личныхъ цлей, но фондъ этотъ безполезно растаялъ у него въ фантастическихъ и несимпатичныхъ предпріятіяхъ, которыми, согласно своей фантастической программ, сопровождалъ онъ революціонную пропаганду.
Вообще, въ семь Герцена Бакунинъ фаворомъ не пользовался. Бакунинъ чувствовалъ это очень хорошо, хотя и длалъ bonne mine au mauvais jeu. Не заблуждался онъ относительно чувствъ къ нему и самого Александра Ивановича. «А пришлите мн посмертную, недавно напечатанную книгу Герцена, — пишетъ Бакунинъ Огареву въ конц 1871 года. Непремнно пришли. Онъ, говорятъ, много толкуетъ и, разумется, съ фальшивою недоброжелательностью, кислосладкою симпатіей обо мн. Надо же мн прочесть, а, пожалуй, и отвтить».