М. А. Бакунин

«Гамлетъ Щигровскаго узда», злая сатира Тургенева на гегеліанскую интеллигенцію сороковыхъ годовъ, ядовитйшимъ образомъ изобличилъ пустоту, ничтожество и даже прямой вредъ для даровитой индивидуальности пресловутыхъ «кружковъ in der Stadt Moskau». Сколько можно судить по отношеніямъ, возникавшимъ изъ ндръ кружковъ этихъ даже для такихъ крупныхъ людей, какъ Блинскій, Бакунинъ, Грановскій, Герценъ и пр., образовательная и воспитательная польза ихъ была, дйствительно, съ привкусомъ большой горечи, которая рано или поздно отравляла и разрушала пылкія шиллеровскія дружбы, установляя взамнъ очень скептически натянутыя и подозрительныя отношенія, недалекія отъ ненависти Лежнева къ Рудину. Бакунинъ, именно какъ Рудинъ, былъ блистательный ораторъ и неудивительно, что въ «кружк», для котораго краснорчіе есть необходимый цементъ, онъ долженъ былъ играть неизмнно первую роль, даже въ присутствіи такихъ яркихъ людей, какъ Блинскій или Герценъ. Но y него былъ и рудинскій талантъ утомлять своихъ друзей и отталкивать отъ себя порывистыми крайностями своихъ увлеченій. На зар юности у Бакунина былъ такимъ «скоропалительнымъ» другомъ и врагомъ — Блинскій, на закат лтъ — Нечаевъ. Ссоры выходили, обыкновенно, изъ-за типической русской, а въ особенности кружковой привычки — входить, что называется, въ калошахъ въ чужую душу. На этомъ построился скандалъ столкновенія между Бакунинымъ и Катковымъ. Блинскій разошелся съ Бакунинымъ за властолюбивую привычку опекать его идеалистическое міровоззрніе и проврять твердость въ ономъ высокопарными гегеліанскимм рчами.

— Любезный Бакунинъ, — однажды сказалъ ему Блинскій, — о Бог, объ искусств можно разсуждать съ философской точки зрнія, но о достоинств холодной телятины должно говорить просто.