М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории)

Тропа петляла в густом сплетении стволов и лиан. По прямой не пройти: увязнешь в этой дикой живой паутине. Проложенная неизвестно кем и невесть когда, Тропа со временем смещалась, изгибалась, сворачивалась в петли, как старое речное русло. Иногда даже могла замкнуться в кольцо, проход в которое быстро зарастал, и тогда оставалась в сплошном массиве джангала проплешина, затерянная и скрытая от людских глаз. Говорят, если кто-то, присев передохнуть в таком кольце, ненароком засыпал, то рисковал проснуться уже полностью окружённым неприступной и совершенно однообразной с виду стеной, и поди угадай, где находится свежая, пока еще тонкая, перемычка, отделяющая образовавшийся «омут» от спасительной Тропы. Похоже на правду. А может – байки. Но нередки были случаи, что заходил человек в джангала, да так и не появлялся больше.

Относительно неизменными оставались у Тропы лишь вход и выход. Сама же она не исчезала полностью только лишь оттого, что постоянно курсировали по ней туда-сюда такие же, как он, Максуд, навьюченные бочками, вёдрами и коробами челноки. Место отдалённое, глухое, и их, сборщиков, – по пальцам перечесть. Казалось бы, ну что для зарослей джангала эти несколько капель в их диком плотоядном океане: поглотят – не заметят, – но не спешили они сомкнуть разорванную Тропой толщу, словно соблюдали некий заключённый между растениями и людьми договор.

Конечно, Тропа была не единственной в своём роде – имелись и другие. Сколько? Да не всё ли равно? На долю Максуда с избытком хватало и одной. Когда-то давно он задался мыслью: кто был тот первый, что проложил Тропу? Спрашивал каждого, кого встречал, – и никто не знал ничего, да и не хотел знать. Так ни малости и не добившись, Максуд свернул своё дознание, к тому же сил удовлетворять праздное любопытство по понятным причинам оставалось всё меньше. Но вопрос, однако, остался. Так же, как не угасло до конца подспудное, хотя и непрактичное, стремление прояснить положение вещей. А потому со временем появились и другие вопросы: откуда взялись джангала? и зачем?.. Зачем нужна эта каменная громада – Гора, на которую он, Максуд, взбирается по несколько раз на дню сколько себя помнит – всю жизнь, по сути? Всю жизнь – с тех самых пор, как нашли его среди скал, израненного, обожжённого, с разбитой головой… Причина того, для чего он курсирует, перенося жёлтый кристаллический концентрат от расположенных выше пояса джангала накопителей к подножью Горы, – это вот как раз понятно: перевозчики оставляют в обмен на концентрат пищу и несколько мелких монет, на которые у них же можно купить одежду или необходимый в быту скарб. (Такова вообще жизнь: человек вынужден прилагать усилия, чтобы поддерживать своё существование, и от этого не деться никуда.) Интересовало другое: зачем в принципе существует Гора и всё, что на ней? Откуда она взялась и какой в её появлении смысл? Не могло же это всё появиться само собой, ни для чего?..

Идти тяжело: капканы корней выпрастывают хитрые петли из-под земли, острые шипы скрываются в листве, всегда готовые проткнуть одежду и вонзиться в тело. Почуял запах мёда? Опасайся втройне! Где-то поблизости, быть может над самой Тропой, распустила сотни маленьких жёлтых цветочков лиана Паучий цвет. Замечтался и оказался под ней? Ну, тогда держись: капли нектара опадают дождём и, густея в воздухе, растягиваются, опутывая всё на своём пути липкими жгучими нитями, от которых кожа краснеет и покрывается волдырями.

Скрывающую эти и ещё многие другие ловушки и неприятные сюрпризы живую полосу препятствий – насколько непредсказуемую, настолько же и не проявляющую жалости ни к кому, даже к своим исконным обитателям, – называют совсем не страшным, а, напротив, на удивление звучным и красивым словом: «джангала». Джангала – заросли деревьев, кустов и лиан всевозможных размеров, видов и характеров, зачастую переплетённые и перепутанные настолько, что напоминают свалявшийся комок козьей шерсти. В таких местах птица не может взмахнуть крылом, и вольготно себя чувствуют лишь насекомые да мелкие, с ноготь большого пальца, грызуны.

Несмотря на почти полное отсутствие в самой своей гуще птиц и животных крупнее мыши, джангала отнюдь не безмолвны: постоянное – от тонкого звона до низкого гула – жужжание исходит от них. Это неисчислимые орды насекомых ползают, летают, воюют, жрут друг дружку и размножаются напропалую: гигантские и невидимые глазу, яркие и невзрачные, кусачие и ядовитые, и просто нестерпимо вонючие, для которых этот грязно-бурый с прозеленью ад – дом родной, а человек – досадная помеха либо источник пищи.