М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории)

– Людям очень легко даётся жонглирование словами – они так слабо нагружены смыслом, что весят совсем немного. Вот и эти слова так легко произнести – но весьма трудно постичь их истинный смысл: Создатель, Любовь, Вселенная, Вечность… А заглянуть дальше – в Замысел, в саму причину появления Создателя…

Упавший-с-неба всматривался в глаза сидевших перед ним дадашей: может, вдруг решил отчего-то, что именно там ему удастся обнаружить искомый смысл, вожделенную разгадку? Именно там, в распахнутых его стараниями во Вселенную окнах, из которых, быть может, глядит на него сам Творец…

– Нет, – он опустил взгляд и покачал головой. – Нет, подобное знание человеку не будет доступно никогда. Никто не может утверждать наверняка, как давно, откуда и по какой причине появился Создатель, – не может и не должен, пожалуй, – а потому для человека проще (и, наверное, правильнее) считать, что Творец был всегда и всегда будет. Такой вот менетекел.

Рост чесал пятернёй наморщенный лоб, будто пытался соскрести все морщины с него. Дилшед сжал побелевшие губы, глаза блестели влагой…

– Но если существует вопрос – должен существовать и ответ! Ты сам учил нас этому, Фанис!

– Всё верно, Бинеш. Однако для ответа на такие вопросы необходим особый подход: взгляд со стороны, извне. Взгляд независимый, охватывающий и Вселенную, и её создателя целиком, без исключений. Но человек – часть общей, единой структуры, и при таком условии ответ ему в принципе недоступен.

– Выходит, нам никогда не узнать всей правды… – Рост бросил руки от раскрасневшегося лба и пригорюнился.

– Не унывай, дадаш. На твой век за глаза хватит и того, что доступно для постижения человеку.

– И всё же… Хотелось бы найти способ… – с мучительно напряжённым лицом проговорил Бинеш.

– Мы не можем узнать всего, – подал голос Дилшэд, – но разве это главное? Мы можем любить и сострадать! Мы можем помогать и утолять страдания!

– Ты прав, дадаш, но помогать и утолять страдания способен и обычный знахарь, – возразил Бинеш. – Этого мало. Для меня, по крайней мере.

Товарищи замолчали. Каждый думал о чём-то. Бинеш, отрешённый и сосредоточенный, чертил палочкой на земле линии. Исходя из общего центра, вначале сильно изогнутые, они постепенно распрямлялись и пересекались со встречными линиями своего зеркального отражения, образуя замысловатую сеть. Палочка замерла… и снова двинулась, тщательно выводя рядом с двумя предыдущими ещё один расходящийся спиралью пучок таких же линий…

– Послушай, Фанис… – Бинеш оторвалсяот своего занятия и посмотрел на Упавшего-с-неба. – Ты столько говорил о нитях, из которых состоит Вселенная, и о любви – энергии жизни, текущей по ним… И меня теперь мучает вопрос: если человек перестанет любить Сотворившего его, то эти нити… они увянут? Умрут? Оборвутся? Но что станет тогда с человеком? И… с Творцом?

– Ты умеешь задавать правильные вопросы, дадаш. Это говорит о понимании… Нити, они как пуповина: объединяют Создателя и творения Его, питают, омывая любовью и наполняя жизнью. Но когда-нибудь зреющее существо разовьётся настолько, что Мир станет тесен для него. Пуповина будет разорвана, и тогда… тогда человек перестанет быть человеком – родится новое существо, новый Бог…

– Новый Бог?!.

– Как знать, быть может, Он когда-то был похожим на нас, своих детей. Был таким же малым, одиноким, страдающим… Подобно человеку, Он, переполнившись любовью и состраданием, искал ответы – те, что ищем сейчас мы. Возможно, Он нашёл их.

– Так в чём же ответы, Фанис?! – Бинеш подался вперёд.

– Ты спешишь и проявляешь нетерпение, дадаш! Это так не похоже на тебя! – улыбнулся Упавший-с-неба. – Для начала, человек сам должен стать свободным: от связывающих его со всем и вся нитей, от Создателя в конечном итоге. Только обретя свободу, он обретёт и собственную, не зависимую ни от кого волю, и только тогда он получит все ответы и будет способен на то, на что сейчас способен лишь Создатель.

– Но, Фанис, – нахмурился Дилшэд, – истинная свобода, о которой ты говоришь… Выходит, это свобода от любви? И только тогда человек станет самостоятельным существом, в полной мере готовым реализовать собственную волю… когда освободится от любви Создателя?

– Примерно так. Это печально, как печально бывает расставаться с детством. Ребёнок в утробе матери тоже испытывает страх, чувствуя, что вот-вот начнутся схватки и он окажется в неизведанном мире. Один. Сам по себе.

– А если кто-то не захочет подобной свободы? Ну… просто не готов будет отказаться от любви?!

– И останется вечно пребывать в материнском лоне? Не зреть, не развиваться – но вечно спать, будучи питаемым через пуповину материнскими соками?

– Да, пожалуй, это выглядит… м-м… неправильным… – Дилшэд потупил взгляд.

Прогоняя пнувшую исподтишка под ложечку жалость к наивному и чересчур сентиментальному мальчишке (как только умудрился выжить здесь, на Горе, такой рохля?), Максуд фыркнул.

– Даже взрослеть нас принуждают… – покачал он головой. – Выходит, от воли человека совсем ничего не зависит? А знаешь, Упавший, я, в общем-то, не удивлён.