М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории)

– Так ли это важно? Но, если тебе интересно: опасность от его существования преобладала над пользой от мудрости, которой владел жрец, и я казнил его.

– Вот,значит, как… Не просчитался ли ты, шэх, подобно тому нетерпеливому ученику, поспешив расправиться с мудрецом?

– У каждого своя роль в этом мире и своя судьба. Моя роль – принимать решения. Они бывают неприятными, и кому-то даже могут показаться жестокими, однако, несомненно, являются полностью обдуманными и взвешенными.

– Что ж, возможно, твоя роль именно такова, и ты действительно когда-нибудь добьёшься своей цели, однако… Однако получить моё согласие тебе не судьба.

Тишина – напряжённая, как промежуток между вспышкой молнии и ударом грома – повисла между собеседниками.

– Ты меня удивил, Сошедший-с-Небес. Неприятно удивил, – неожиданно спокойно, совсем не похоже на ожидаемые раскаты гневающихся небес, произнёс Мезахир-шэх – неподдельное разочарование, подобно серому прибрежному туману, обесцветило его голос и взгляд. – Я считал тебя умнее. Дух твой не сломлен – это хорошо. Хорошо, однако совершенно бесполезно – как для меня, так и для тебя. На что ты надеешься, Сошедший-с-Небес? На помощь того, в кого веришь?

– Я надеюсь на то, что всё будет происходить так, как должно происходить.

– Что ты имеешь в виду?

– Как ты сам сказал, каждый из живущих играет свою роль в замысле Создателя и каждому уготована своя судьба. Следуя своей сути, делай что должен, и – что будет, то будет.

– Я всё равно не понимаю, – нахмурился Мезахир-шэх. – Похоже, разум твой всё-таки помутился. Или ты совсем не такой человек, каким я тебя считал… Не простой человек… И задачу ты поставил передо мной… хм-м… непростую, Сошедший-с-Небес… – размышлял он вслух. – Ну, хорошо! – и шэх решительно хлопнул по подлокотнику трона. – Ты сказал: делай что должен – и всё произойдёт так, как рассудил Всевышний? Что ж, пусть именно так и будет!

***

Суд над Сошедшим-с-Небес и дадашами не заставил себя ждать и походил на смотрины баранов, которых собираются забить к праздничному столу. Всех семерых вывели на площадь, в центре которой находился сколоченный из досок помост, и втолкнули по трём скрипучим ступенькам наверх.

Связанные руки, перехваченные верёвками рты… «Чтобы ни капли яда со лживых языков не сорвалось в уши правоверных!» – настоял Пресветлый Гуламмахдум. Он же, стоя у подножья шэхского трона (Мезахир-шэх – при полном параде, со всей своей свитой и охраной – ввиду государственной значимости процесса также присутствовал на судилище), зачитал обвинения. «Заговор… Лжепророчество… Подрыв устоев…» – Верховный блюститель всё продолжал и продолжал, перебрав с дюжину злонамеренных деяний и умыслов. Каждое из перечисленного само по себе тянуло на смертную казнь, а в совокупности – на смертную казнь показательную: как в назидание всем будущим «лжепророкам», так и в воспитательных целях для народа вообще.

В подтверждение преступлений были вызваны свидетели. Максуд увидел среди них перевозчиков и ещё пару знакомых лиц, но по большей части он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел выходивших давать показания против «пособников врага Господнего» людей. В основном доставалось, конечно, Сошедшему-с-Небес. Изначально было ясно, что дадаши, в живом ли виде или мёртвом, Верховному блюстителю были не так интересны.

Верёвка резала рот и не позволяла сглотнуть накопившуюся слюну. Челюсти ныли, ломило туго перетянутые запястья, зато коловшие поначалу ледяными иглами кисти уже практически не чувствовали ничего. Максуд едва сдерживал подкатившую тошноту, с нетерпением дожидаясь окончания фарса.

Оглашая вердикт, Пресветлый Гуламмахдум как будто засомневался в способе придания смерти «десницы врага Господина» и вынес этот выбор на суд народа. Отдельные, хорошо поставленные голоса зажгли неуверенную массу… «Распни его! Распни!» – был итог, и нельзя сказать, что Верховный блюститель ожидал иного. Максуду показалось, что где-то он уже слышал эти слова, этот требовательный рёв толпы… Но не было желания копаться в памяти, как не было уже сил выносить гнилостный привкус колтуна перепревшей пакли во рту. Максуд терпел, изо всех сил стараясь не сблевать (зевакам и без того хватало развлечений: ехидно ахать и охать на переглядывания Спингуль с Дилшэдом; спорить с видом знатоков, по цвету кровоподтёков на лицах арестантов угадывая силу и время нанесения ударов; ну и – главное, конечно! – тыкать пальцем в самого «лжепророка», едва не обоссываясь от страха и восторга, когда он поворачивал голову в сторону ухмыляющихся рож… Обойдутся!), и чем обернулось дело для него самого и дадашей, в сознании совершенно не отложилось.

Когда их уводили с площади, Пресветлый Гуламмахдум шепнул Сошедшему-с-Небес: «Смотри внимательно! Видишь? Здесь ты закончишь свой путь!» И Максуд, хорошо разобравший шипение блюстителя, поневоле поднял взгляд: грязно-бурые колонны дыма и испаренийиз невидимых шахт, словно заранее приготовленные для распятия столбы, поднимались высоко, подпирая такое же гнетущее, вымазанное тускло-серой безысходностьюнебо…

***