Ответом ей было гробовое молчание. Некоторые из жрецов начали пятиться.
— Но, Госпожа! — медленно сказал Сигаул. — Мы шли на этот бой с поддержкой жрецов и их магией. Если их... Если их сейчас станет меньше, мы... Можем не справиться.
Фериссия посмотрела на него с лёгкой досадой и щёлкнула пальцами. От болота тучами поднялись светляки и стали слетаться к богине, окружая её сияющим водоворотом. Воительница подставила ладони — насекомые садились ей на руки, образуя живую, копошащуюся, быстро растущую кучу. Наклонившись, Фериссия начала медленно, по одному, сыпать живых светляков из горсти на Сигаула.
Одни из них сели старому вождю на грудь — тот сразу задышал ровнее, без присвистов. Другие пристроились к нему на плечо — военачальник повёл им свободнее, словно проверяя ощущения от недавней раны. Третьи облепили ногу мужчины — тот принял более расслабленную позу, будто давно мучившая его боль начала наконец уходить. Богиня продолжала сыпать светляков — те садились Сигаулу на разные части тела, и, чем больше их становилось, тем беспокойнее старик вёл себя. Сначала он просто поводил головой, потом начал дёргать плечами, потом задрожал мелкой дрожью, задрав голову и глядя на госпожу непонимающим взглядом.
— Терпи, — сказала та.
Сигаула уже почти не было видно под слоем живых существ. Их свечение усиливалось, сливаясь в сплошную янтарную ауру. Какое-то время куча сохраняла человеческие очертания, но вскоре начала разбухать, расширяться, терять детали. Лицо старика было исполнено муки — несчастный сжал зубы, изо всех сил стараясь не закричать. Потом и голова его исчезла под слоем копошащихся созданий света, и всякое сходство с человеческим силуэтом оказалось утрачено. Горсти богини давно опустели, но всё новые насекомые прибывали от дальних окраин и присоединялись к своим более расторопным сородичам.
Гора светляков росла. Воительница была выше окружавших её жрецов, однако копошащаяся масса уже доходила ей до груди. Наконец, улыбнувшись чему-то, Фериссия ударила в ладоши. Светляки разом поднялись в воздух, закружились исполинской воронкой и начали разлетаться в стороны так же быстро, как прилетели. На какое-то время всё потонуло в мельтешении быстрых огней, а когда волна света, наконец, схлынула, на месте старого военачальника сидел волк-красавец. Его белоснежная шкура сияла на фоне окружающей темноты, глаза горели огнём, клыки были размером с кинжалы, а лапы — с колонны. Волк смотрел на в страхе отпрянувших жрецов сверху вниз и улыбался самой страшной из всех звериных улыбок.
— Благодарю... Госпожа... — поклонившись, прорычал он, с трудом ворочая не приспособленным для человеческой речи языком.
Фериссия требовательно простёрла руку в сторону Шуи, шевелившей листами в двух шагах от неё. Склонив ветви, деревце бережно передало амулет аватару. Богиня наклонилась к оборотню и осторожно повесила кулон ему на грудь.
— Этот бой ты закончишь не со жрецами, но со Мной, — сказала она, выпрямляясь. — И постарайся Меня не разочаровать.
Глава тридцать восьмая, в которой ситуация разрешается
Крымов откашлялся.
— Я тут посчитал... — заговорщицким тоном начал он. — Если в качестве ответа на призыв Фериссии эльфы решат разбудить свою Спящую, то суммарный энергетический выход будет таким, что вероятность инфляции к нормальному состоянию составит менее пяти процентов. Это значит, нам опять придётся перебалансировать Сивелькирию — а может быть, и весь сектор. Ну, или полностью перезагружать — уж как повезёт.
Болотин пожал плечами:
— Если секторное начальство такое умное, пускай само с этим и разбирается.
— Они разберутся, — желчно прокомментировала Осадько. — Вот только расхлёбывать всё опять придётся нам.
Аполлон Артамонович качал головой. Пек посапывал. Василиса курила — дым выходил из её ноздрей, тонкой струйкой поднимался под потолок и вылетал в открытую форточку. Часы показывали начало четвёртого.
***
События в стане друидов развивались вполне ожидаемым образом. Жрецов, названных Сигаулом, привели к богине и допросили, в процессе чего всплыло ещё несколько имён. Фериссия не скупилась на смертные приговоры, и вскоре там, где прежде были распяты трое служителей, набрался десяток. Госпожа строго взирала на еретиков, не выпуская из рук копья.
— Подхалимы, — говорила она. — Изменники. Трусы. Предатели. Мало того, что вы убоялись в шаге от Моей великой победы, — вы, по-видимому, не больно-то представляете, за что именно вам надлежит стоять? Ну, ничего: то, что произойдёт с вами, послужит уроком не только для всех присутствующих, но и для тех, кто будет жить после. Суг, ты принёс то, что следует? Хорошо, очень хорошо. Что же, начнём с верховной жрицы.
Фериссия встала и подошла к Мелиссе — та глядела на неё снизу вверх, без вызова, однако же и без подобострастия. В её жёлтых глазах читалось признание собственного поражения.
— Ну, — спросила богиня, — раскаиваешься ли ты в содеянном?
Верховная жрица вздохнула.
— Смотря в чём, — сказала она.
Воительница прищурилась.