Как только они скрываются за дверью, я ставлю статуэтку на подставку из пластилина, которая будет держать ее, пока сохнет клей, наклоняюсь и распахиваю дверцу стоящей на полу клетки, которую я накрыла ковриком.
– Пришло твое время! – шепчу я.
– Как вы можете заметить, подсобное помещение очень просторное. Если захотите, можете оставить себе металлические стеллажи, – слышу я голос из подсобки. – Здесь есть мини-кухонька, кровать и туалет. Видимо, владелица жила здесь какое-то время. То были совершенно другие времена, но это многое говорит о термоизоляции…
– Крыса-а-а-а!
Визги. Паника. Топот.
– Спасите-е-е!
Я прибегаю, волнуясь, что Пеле могут раздавить.
– Не беспокойтесь, – ободряю их я. – Где она? Я разберусь.
Пеле смотрит на меня из-под столика, весь трясясь. Дама забралась на старую табуретку и вцепилась в стеллаж своими красными ногтями. Я хватаю «вредителя», делая вид, что мне это удалось с большим трудом.
– Крысы тут чувствуют себя как дома, – бормочу я себе под нос, проходя мимо женщины.
Выйдя из подсобки, я тут же бросаюсь гладить и целовать Пеле в его белую спинку, прежде чем вернуть его в клетку и положить ему в кормушку пять кукурузных колечек.
– Ты заслужил их, дружочек. Спасибо. – Я снова накрываю клетку ковриком. – Потерпи еще немножко, и я верну тебя твоему хозяину.
В этот момент из подсобки, вперив глаза в пол, быстрым шагом выходит женщина и кидает в пространство неопределенное «Я вам перезвоню».
– Что там делала крыса? – шипит с отвращением Шерсть-С-Примесью-Шелка.
Я пожимаю плечами.
– Может, они прибегают из табачной лавки?
Она морщится, приглаживая на себе свою шелковую блузку с бантом.
– Можешь, пожалуйста, проверить, нет ли где-нибудь дырки? Меня от них просто тошнит.
– Без проблем… И все же крысы – часть нашего Мироздания.
– Не моего, – решительно возражает она.
Следующий просмотр длится вечность. Мужчина в сером костюме двести лет оценивает магазин снаружи, делая записи в блокноте и забрасывая вопросами Шерсть-С-Примесью-Шелка. В главном зале они проводят полчаса с лишним, подробно обсуждая вместительность помещения, маркетинговые исследования, поставщиков, способы доставки, склад, «который не должен быть на виду, чтобы клиенты не увидели лишнего».
При одной только мысли, что я буду есть их гамбургеры, меня тошнит.
Наконец они проходят в подсобку.
– Это помещение вы можете приспособить под кухню и…
– Да что вы говорите, тут даже дымохода нет! – сердито восклицает мужчина.
– Как же так? – изображает изумление Шерсть-
С-Примесью-Шелка. – Не мог же он испариться!
– Наверное, его уже сто лет как законсервировали.
– Я проверю и сообщу вам… Будьте уверены.
– Если дымоход есть – значит, он есть. Если его заложили – значит, его нет. Вы просто тратите мое время.
Я опускаю глаза на тумбочку, которую полирую, а привередливый тип тем временем в бешенстве уходит.
Шерсть-С-Примесью-Шелка кричит ему вслед:
– Думаю, это не проблема. Увидите, все легко решается!
«Гипсокартон творит чудеса», – говорю я себе, вспоминая о своем дубликате ключей и ночных похождениях, и подмигиваю китайской статуэтке.
До приезда Маргарет остается четыре дня.
Прорвемся.
25
Конец для моего отца на самом деле знаменовал Начало. Начало нового мира, реальности, к которой мы все эти годы готовились. Времени, когда он смог бы наконец доказать, что он сильнее, сообразительнее, подготовленнее и способнее других. Времени, когда он смог бы нас защитить. Времени, когда любой, кто помешал бы ему или оскорбил бы его, в конце концов пожалел бы об этом, осознав, как жестоко просчитался. Времени, когда он стал бы героем.
Он свернул на этот путь совершенно неожиданно, когда ему было около двадцати пяти, на волне какого-то неистового энтузиазма. Он сложил в чемодан все самое необходимое и отправился за своей невестой, сообщив ей по телефону, что настало время осуществлять план, который он так тщательно разрабатывал: они уедут в Апеннины и найдут там подходящее место для жизни. Не теряя времени, воплотят свою мечту, будут жить в гармонии с природой, вдали от людей, освободятся от лицемерия и духовного распада и навсегда избавятся от Ужасной иллюзии, в которой погрязло общество.
Академическая среда, где царили кумовство и коррупция, а его диплом инженера-физика с отличием был не более чем бумажкой, разочаровала его окончательно и бесповоротно. Прилагать усилия в мире политических интриг, борьбы за власть и равнодушия к планете, к другим, к самим себе было совершенно бесполезно.
Не в таком обществе он хотел бы растить детей. Ему вдруг стало совершенно ясно, что нет иного выхода, кроме как построить собственный мир и самодостаточно жить в нем, самим выбирая, как проживать каждый свой день.
Его невеста была студенткой филологического факультета с высокими идеалами, и ей не пришлось объяснять дважды. Сбежать от расписанной по пунктам жизни, чтобы построить себе более значимое, подлинное существование, защищенное от всяких иллюзий, было и ее мечтой. Отец был человеком харизматичным, и она его любила. Доверяла ему. Чувствовала себя рядом с ним нужной, любимой и защищенной.