Читаем Магазинчик бесценных вещей полностью

Через несколько недель они отыскали полуразрушенный сельский дом на границе с лесом. К нему прилагались сад, место под огород и сарай для скота. Чтобы привести его в порядок, потребовалось бы, конечно, несколько лет, но их это не пугало. Город постепенно становился далеким воспоминанием. Развеялись все ожидания, забылись конкуренция, победы и поражения. Были только они с мамой, молодые и влюбленные. Потом появился Андреа. И наконец я.

Шерсть-С-Примесью-Шелка сегодня пришла в магазин в компании своего коллеги.

Это пожилой, аккуратно одетый господин с седыми волосами, зачесанными назад, и видом человека, который умеет договориться со всеми, не опускаясь до компромиссов. Темно-серый костюм в полоску сидит на нем так, будто он в нем родился. Он вычищен и выглажен так, что глазу не за что зацепиться, однако на вид довольно поношен, и это, вместе со строгими лакированными туфлями, выдает в их хозяине безоговорочную уверенность в себе.

Он кладет Шерсти-С-Примесью-Шелка руку на плечо так уверенно и нежно, что я невольно задаюсь вопросом, в каких они отношениях.

– Ну папа… – жалуется она, даже не подозревая, что ответила на мой вопрос.

Он ее отец? Такого я не ожидала! Значит, это семейный бизнес.

Если присмотреться, они друг на друга похожи. От отца ей достались губы и орлиный нос, но вот глаза у нее другие: большие, ясные и светлые, а у отца – маленькие, темные и близко посаженные. Глаза, от которых ничего не ускользает.

Я собираюсь уйти, но они меня замечают. Я застенчиво киваю Шерсти-С-Примесью-Шелка в знак приветствия, а она показывает мне жестом, что я могу приступать к работе. В этот момент мимо проходит табачник и задевает меня плечом. Он подходит к отцу и обменивается с ним крепким рукопожатием. Я как можно незаметнее проскальзываю вглубь магазина и подхожу к китайским статуэткам проверить, хорошо ли схватился клей.

– Торговый зал магазина очень светлый, он прекрасно освещается с улицы, – начинает Шерсть-С-Примесью-Шелка, повернувшись к табачнику. – Прошу обратить внимание на эти старинные рамы, которые…

– Мне на ваш свет и витрины по барабану, все равно тут будет темно.

– Пространство для кассы в углу…

– Где поставить кассу, я сам решу, но уж точно не в угол. Где, по-твоему, должна стоять касса?

Она впадает в ступор и бросает взгляд на отца.

– Ну в центре же! – отвечает сам себе табачник. – Разве это не самое главное? Касса должна быть на видном месте.

Отец кивает.

– Касса должна стоять в центре, это и ребенку известно, – подтверждает он, пронзая дочь укоризненным взглядом.

Шерсть-С-Примесью-Шелка хочет что-то ответить, но ее отец берет табачника под руку и вместе с ним отворачивается, становясь к Шерсти-С-Примесью-Шелка спиной. Судя по тому, как она вытягивается, она собирается их окликнуть, но передумывает.

– Слушай, давай к делу, – обращается к отцу табачник. – Табличку можете снять. Помещение покупаю я. Назови сумму.

Шерсть-С-Примесью-Шелка подходит ко мне.

– Привет, – с совершенно неожиданной теплотой в голосе говорит она.

Как бы мне хотелось знать ее имя, но я не решаюсь спросить: вдруг это окажется неуместно. Кто обращается по имени к деловому партнеру?

– Касса в центре. Где, по-твоему, должна стоять касса? – передразниваю я шепотом визгливый голос табачника.

Она пытается сдержать смех.

– Тут будет темно, самое то для моего мозга, – продолжаю я.

Она закатывает глаза, демонстрируя, как ей неприятен этот тип.

– Будем знакомы, я Гея, – выпаливаю я на одном дыхании.

– Красивое имя, – отвечает она, и я не понимаю, комплимент это или насмешка.

Своего имени она не сообщает.

– Туалет можно приспособить для людей с ограниченными возможностями, – доносится из подсобки. – Я уже проверил.

– Ладно, туалет не помешает, – фыркает табачник. – Но так ли уж надо его для инвалидов приспосабливать? Им по жизни не повезло. Как будто туалет тут чем-то поможет.

Я собираюсь снять статуэтки с пластилиновой подставки, но от этой фразы встаю как вкопанная.

Приспособить туалет для людей с ограниченными возможностями – это обязанность. А табачник и здесь хочет вывернуться.

– Не хочу и цента на это тратить, – продолжает он, ведя себя так, будто помещение уже его. – Побелить слегка стены, пробить в стене дыру для прохода – и останется только вложиться в технику. Но тут у меня уже все схвачено: игровые автоматы я нашел почти задаром, а компьютеры выдает букмекерская контора. Все лучше, чем то, что здесь сейчас…

Как бы я ни старалась не обращать внимания, я все равно вслушиваюсь в его слова. Я хочу знать, до чего может опуститься человеческая душа ради лишнего цента. Ну и просто – мне весело его слушать.

– Люди думают, что могут выиграть, такие самоуверенные. Считают себя такими важными, верят, что у них получится. Что именно они станут теми счастливчиками из миллиона. Кто я такой, чтобы лишать их этой иллюзии?

Отец Шерсти-С-Примесью-Шелка отвечает ему снисходительной улыбкой и провожает к выходу.

– Я вижу, что вы уже все продумали, это прекрасно, но цена такова, как я вам озвучил. И обсуждению она не подлежит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза