– Ладно, проехали. Я все знаю. Ладно. Но водитель автобуса?! Что «Ничто» ему не нравится, я могу понять. Как за это можно упрекать? Мальчишки в наше время совершенно не этим интересуются. Я понимаю, что ему хочется взбунтоваться против отца, понимаю, что он спешит найти свое призвание, он всегда был серьезным не по годам, понимаю, что он очень любил свою бабушку… Я все понимаю, но чтобы он мечтал стать водителем автобуса! В этом возрасте мечтают стать космонавтами, режиссерами, не знаю, врачами!
– Я мечтала открыть хозяйственный магазин, – признаюсь я. – Что Эудженио о чем-то мечтает, это уже хорошо, разве не так? И классно же, наверное, водить этих динозавров на колесах?
– Ну, если так на это смотреть… – Анджелина глядит на меня, склонив голову набок. – Хозяйственный магазин?
– Ага. – Я развожу руками.
И только сейчас понимаю, что еще не представила Анджелину синьоре Далии. Они говорят мне, что знают друг друга в лицо, и, похоже, между ними даже есть какое-то взаимопонимание.
– Могло быть и хуже, дорогая, – говорит ей синьора Далия, чувствуя, что нужно как-то вмешаться. – Всякое ремесло честно, кроме воровства.
Вскоре к нам присоединяется и Аделаида. Я тороплюсь к ней навстречу, чтобы поскорее рассказать о предложении Беатриче.
– А, теперь она у нас стала Беатриче… – саркастически замечает Аделаида, но видно, что на самом деле она рада новости. – Я знала, что ей просто нужно было немного времени и хорошая встряска.
– Девочки! – доносится с порога голос Присциллы. – Как замечательно, что вы здесь. Я почти и не надеялась вас застать после той новости в воскресенье.
– Дело приняло неожиданный оборот, – отвечает Аделаида и приглашает ее пройти внутрь, чтобы все рассказать.
Мы садимся вокруг столика и размышляем, что делать.
– У меня идея! – вдруг загорается Аделаида. – Почему бы нам не устроить большую распродажу, скажем, в субботу? Распродажу для соседей?
Все радостно хлопают в ладоши, и только я совсем не готова к такому повороту.
– Распродажу? В каком смысле?
Аделаида объясняет, что открытие магазина для распродажи вещей – на один день, в качестве исключения – позволит нам и собрать средства, и рассказать о нашем проекте. При мысли, что придется расстаться со всеми этими вещами, у меня сжимается сердце, но в то же время я чувствую какое-то приятное волнение оттого, что в нашем деле будут участвовать и другие жители района.
– Я займусь едой, – подхватывает инициативу Анджелина.
– Еще можно все украсить, а какие-то вещи даже вынести на тротуар, – предлагает Присцилла, тоже выдавая некоторое желание поучаствовать.
Синьора Далия что-то бормочет о своих знакомых, которым это могло бы быть интересно.
– Гея? – обращается ко мне Аделаида. – А ты что думаешь? Притихла чего-то.
– А если никто не придет? Вдруг мы ничего не продадим? Вдруг нам объявит бойкот табачник?
– А если, а вдруг! – ругается синьора Далия. – А если настанет конец света?
«Вот именно!» – почти вырывается у меня.
– Если не попробуем, то и не узнаем, как все может обернуться, – отрезает Аделаида. – И даже если все пойдет по какому-нибудь из твоих сценариев, то хотя бы повеселимся.
– Ну ладно, ладно, – сдаюсь я.
Все аплодируют. Затем Аделаида достает из сумки блокнотик и начинает составлять список того, что нужно для организации распродажи. Нужно подготовить приглашения и разнести их по почтовым ящикам района, разместить информацию в интернете, развесить объявления, обзвонить и обойти всех знакомых, поговорить с продавцами, связаться с блогами и новостными сайтами, привлечь власти… Хотя нет, последнего не нужно. Список просто бесконечный, особенно с учетом того, что до субботы всего три дня. Каждой из нас достается свое задание.
Аделаида – одно из самых ценных приобретений, полученных мной благодаря всей этой затее. И это немало. Я возвращаюсь домой, насвистывая, голову переполняют счастливые мысли.
Проходя мимо красного почтового ящика на углу моей улицы и улицы «Нового мира», я останавливаюсь.
Я подношу к прорези белый конверт с адресом Крепости. Он балансирует между тем, чем он не был все эти годы, и тем, чем он может стать, если я найду в себе силы подтолкнуть его и запустить в полет – прямо к отцу, в тот далекий уголок света.
Оказавшись внутри, он выйдет из-под моего контроля, перестанет быть без остатка моим. А получу я ответ или нет – это будет решать судьба. Мне останется только сидеть и ждать, зная, что я сделала все, что было в моей власти. Я сжимаю зубы, делаю вдох. Нежно толкаю конверт в прорезь. Письмо приземляется на другие. Теперь у него есть друзья, оно больше не одиноко. Здравствуй, папа.
41
В девять лет я начала писать письма Росселле, моей подруге. Но только она об этом не знала.