Маги в плену льда

— Магия нейтральна и всегда хранит равновесие. Если оно нарушается и чародеев с любой из сторон, — светлой или тёмной, — становится больше, то включается механизм уравновешивания. Кто то из нас теряет дар — выгорает. Примерно такая же ситуация происходит и с рождением детей в семьях магов, их даровитостью. Великая сила решает за нас кем нам стать при рождении: тёмным или светлым, или существовать человеком, неся в себе искру чар.

Конечно. Вот он ключ к головоломке!

В моей голове словам Сора вторила Жеч, словно они оба читали сложную лекцию на открытом уроке:

— Наличие книги и артефактов с дуальными показателями волшебства может привести к исполнению кары, до момента, когда мы разберёмся с ситуацией.

Цепочка событий, не дававшая мне покоя, сложилась в единый мыслительный ряд. Теперь я понимала, как это работает. Итак: артефакты, книга, дуализм, равновесие, живая стена, люди. Потом: исполнение кары до момента, когда все разберутся с ситуацией. Противовесом к этому ряду ассоциаций можно лишь поставить Лунные цветы и жертвенность.

Я слегка подёргала рукой, чтобы Эммануил обратил на меня внимание. Когда наши взоры встретились, я спросила:

— Эммануил, ты знаешь посулы обряда?

— Конечно.

— Давай их произнесём наедине, в комнате.

— Хорошо, но…

— Не спрашивай. У нас очень мало времени. Я хочу быть с тобой один на один, когда произнесу заветные слова. Иди сейчас к нам с Лизой в комнату, а я поговорю с Гриф. Очень надо.

Эммануил кивнул, но нахмурился. Я мысленно молила его не задавать вопросов, не говорить ничего, а двигаться туда, куда я сказала. Мне повезло: жених послушался. Обидно только, что это заметила Лилия Пост. Она прошлась по мне задумчивым хмурым взглядом, и я скорее от растерянности, чем от внутренней решимости улыбнулась ей, пожала плечами и направилась к выходу.

Переступив порог, я бросилась по коридору. Бежать было трудно — приходилось воевать со скольжением.

Замок было не узнать. Теперь он выглядел ледовым дворцом для древнего духа Мороза. Его палаты искрились снегом, вместо картин красовались прямоугольники льдистых стекол, расписанные искусными тонкими мазками. Двери во все комнаты были настежь открыты и многие из них превратились в меловые, плоские глыбы.

Я нашла комнату Шарлет, постучала, на всякий случай. Куски снега и ледяной корки осыпались, но основной массив устоял. Вошла.

— Шарлет! — позвала я.

Ни звука.

Я направилась к комоду, на котором последний раз видела шкатулку с подвеской, купленную девушкой. Она оказалась на том же месте, что и тогда. Коробочку трогали, держали в руках, отогревали — на ней отсутствовали снег или наледь. Предположительно безделушку долго носили в кармане шубы или платья, вытаскивали, снова прятали, а несколько минут назад поставили на комод и ушли.

С содроганием сердца я нажала на рычажок замка, крышка откинулась, обнажив нутро шкатулки. Изящный маленький кулон на золотой цепочке лежал на своём месте.

Шарлет не стала надевать спасительный артефакт.

Захлопнув коробочку, я бросилась к залу, где развернулась трагедия — чувствовала, что застану наследницу рода Грози там.

Отдышавшись, я собрала всю решимость, какая ещё осталась. Отмела мысли о том, что рисковала жизнью и перелезла через алебастровый наплыв, перекрывавший проход в зал для торжеств. Увы, ступив на гладкий белоснежный пол, силы меня покинули, и я хотела вернуться. За минуту колебаний я успела пожалеть от всей души своё бренное существование, осознать всю глубину нелепости риска, передумать и снова решиться. Я всё таки двинулась вперёд, ругая себя за это последними словами.

Обогнула выросшую из сосульки толстую колонну, потом другую, следующую и только после этого увидела небольшую площадку с диваном, новобрачной, превратившегося в глыбу советника и Шарлет Грози.

Девушка подняла голову. Её взор был наполнен горечи и злости. Лицо казалось бледным, ресницы покрывал иней, а губы потрескались.

Моё сердце сжалось, сомнения снова овладели душой, но я тут же одёрнула себя, ведь состояние дел и без того плачевное. Это с лёгкостью доказывал вид бального зала, от которого остался лишь пятачок, обнесённый ровными ледяными столбами.

Фокусу, который представили, как Фата Моргана требовалась человеческая жертва — я здесь. Конечно, в глубине души сомневалась в результате, и теперь мои рассуждения о магии, легендах, Хранительнице и ситуации, казались глупым вымыслом. Хотелось бросить всё и бежать отсюда в комнату, где ждал меня Эммануил, но ноги словно приросли к полу.

Чтобы унять страх и развеять сомнения, нужно было что нибудь сказать — неважно что, главное начать.

— Вы давно здесь? — нашлась я.

Мой голос отразился от твёрдых белых наплывов и вернулся громким эхом.

Шарлет кивнула.

Гладкие причудливые ледяные колонны подсвечивались изнутри — хранили чары. Глаза резало от белого снега. Всё выглядело торжественно и смертельно.

— Эмма! — окрикнул Эммануил, и эхо многократно повторило моё имя.

Я внутренне сжалась, словно меня застали врасплох. Глядя в глаза девушке, я пожала плечами, улыбнулась.