Овладей силой улыбки – усмири брандашмыга при помощи головы Чеширского кота.
При этой мысли у меня подгибаются ноги; но стоит вспомнить про Джеба, который истекает кровью в клетке, пытаясь вырваться, и силы возвращаются. Я сделаю это ради него, и Элисон, и папы. Я положу конец безумному кошмару и вернусь домой.
Моя свита, вместе со мной поворачивает вправо. Мы останавливаемся возле красной деревянной двери, украшенной латунными деталями в виде четырех карточных мастей – червы, пики, трефы и бубны.
Прежде чем открыть дверь, Морфей поворачивается и берет меня за руки. Поля шляпы отбрасывают на верхнюю половину его лица тень в форме полумесяца.
– В помещении должно быть темно. Слабое зрение брандашмыга – наш козырь. Зверь медленно соображает, зато у него быстро работает инстинкт. Мы, в свою очередь, будем незаметны и увертливы. У нас есть всего несколько минут, прежде чем брандашмыг заметит нас с помощью других органов чувств. Он атакует языками… как лягушка ловит добычу. Держись позади меня – а для этого лучше не отрываться от земли. Так что не поддавайся желанию взлететь.
Наверное, я должна радоваться, что Морфей так обо мне заботится. Но моя безопасность – второй вопрос. Он просто не хочет, чтобы его переиграли.
– Как только мы добудем стрижающий меч, ты освободишь Чешика. И держи смычок наготове. Чешик сам покажет тебе, что делать дальше. Всё ясно, Алисса?
Я не отвечаю и не смотрю ему в глаза. За последние несколько часов я с распростертыми объятиями приняла свою темную сторону: она показала мне, как можно манипулировать Морфеем. Равнодушие действует на него сильнее, чем гнев. Страшно жаль, что я не поняла этого раньше.
Но что толку соображать после того, как дело сделано?
– Пожалуйста, посмотри на меня, – умоляющим голосом просит Морфей.
И вновь попадает в мою ловушку – но уже слишком поздно.
– Я, как и ты, очень хочу, чтобы это скорей закончилось, – произносит он с подкупающей искренностью, способной растопить льды Гренландии.
Приподняв мою голову, чтобы я не могла отвести глаза, Морфей берет виолончельный смычок, который протягивает ему один из эльфов-рыцарей, и подает мне.
– Махнемся?
Я мрачно смотрю на Морфея и на эльфа, беру смычок и отдаю медвежонка. Помню, когда я впервые в жизни взяла в руки смычок, рядом со мной на коленках стояла Элисон. Она поддерживала виолончель, которая была в три раза больше меня, и направляла мою руку, помогая водить смычком по струнам. Инструмент плакал и жаловался – я никогда не слышала таких громких и душераздирающих звуков. Это было всего за несколько дней до того, как Элисон оказалась в лечебнице. Из-за Морфея.
– Всё получится, – уверяет Морфей и проводит пальцами по моему виску, не стесняясь присутствия эскорта.
Должно быть, он чувствует, что мне грустно: Морфей очень ласков.
– Чеширский кот хочет снова стать целым. Ты просто поспособствуешь этому. Сыграешь роль моста.
Я не отвечаю, потому что внимательно разглядываю смычок. Он шире, и изгиб у него больше, чем бывает в норме. Я поворачиваю винт, чтобы слегка ослабить волос, постукиваю смычком по полу и встречаю выжидающий взгляд Морфея.
– Готово.
Руки в перчатках взмокли, и я едва сдерживаю дрожь, охватившую все тело. Прежде чем Морфей успевает повернуть ключ в замочной скважине, я хватаю его за запястье.
– Мое желание!
Он хлопает себя по карману брюк, и на губах у него появляется хищная улыбка. Он вспоминает наш поцелуй, но лично я думаю совсем о другом и не желаю погружаться в воспоминания вместе с ним.
– Ты отдашь мне мое желание? – напоминаю я.
– Клянусь жизненной магией. Отдам, когда настанет нужный момент.
Я становлюсь у Морфея за спиной. Повинуясь взмаху его руки, солдаты выстраиваются в виде буквы V слева и справа от меня. Дверь со скрипом открывается, темноту прорезает луч света. Нас окутывает теплая вонь. Пахнет так, будто кто-то забыл в сауне пирог с устрицами и квашеной капустой. Смысл слова «свирлепый» становится мне совершенно ясен. Зажав нос, я подавляю приступ тошноты.
Дверь открывается шире, и наши тени заслоняют свет. Но даже в полумраке я вижу, что потолок в этой комнате почти такой же высокий, как в «Подземелье», и вся она вдвое больше нашего огромного скейтпарка. Под потолком тянутся небольшие окна, пропуская тонкую серебристую дымку. Света ровно столько, сколько надо, чтобы различать очертания предметов, но не более того.